Всей нечисти Нечисть

– И тут берет Маня его за белы косточки, – возбужденно продолжил водяной, глаза его заблестели и увлажнились. – И говорит: Нет, милый друг, вместе сходим, а пока идем, будем друг на дружку любоваться…

– Повеселел он своей буйной головушкой, а рога-то – во! А клыки – во! – кряжистый поднял руки высоко и опустил их ниже пояса. – Слушаю и повинуюсь, говорит, госпожа моя! А закусить?!

– И пошли они искать, чего поесть. Говорит ему Маня: а царствующая чета подойдет? Он, естественно, согласно кивнул в ответ. Мне, говорит, вампиры слаще меда, но я и человеком не побрезгую. И повел он Маню в горы, – глаза у обоих рассказчиков засветились, – в места тайные, в город проклятый. И увидела Маня богатства неисчислимые. Но говорит он ей: «Бери только лампу. Знаю, чем золотишко обернется, сам тот город проклинал!»

Глаза у Его Величества стали круглыми, как у водяного. О вампирах, которые умели напасть на город и проклясть его со всеми жителями, не слышали уже три или пять тысяч лет.

Мороз пробежал по коже.

– А почему меня пускают? Я что же, не мужчина? Или страшная такая ваша Маня? – улыбнулся Его Величество, скрывая испуг.

– Не ревнив, верит. Да как же не верить, если поставил он ей такой Зов, от которого и звери бегут к нам? И люди прибегут, если Манечка закручинится. Но хорошо ей.

– Да как же можно души Маниной не пустить? Прошел ты по саду, посмотрел, – и видит Маня, какое дерево нарасти должно.

– Да знаю я… – отмахнулся Его Величество. Он вдруг сообразил, что уже завечерело. Солнце скрылось за вершиной.

Но древний вампир?! Зов?!

Значит, он все же проклят…

Стало трудно дышать. Он сидел бледный и не мог вымолвить ни слова. Он вдруг вспомнил, как подумал о смерти. Здесь было хорошо. Ей, Маньке, и не надо другое счастье. Он всегда это знал. Как этот вампир прошел мимо него, мимо жены, мимо драконов? Он чувствовал каждого человека, который приходил в ее жизнь – а тут, пустота…

Вот именно, человека, которым легко управлять…

Вампиры проклятую обходили стороной, или рассматривали ее не иначе, как ступеньку. А если он ее использует? Чтобы добыть трон? Манипулирует ими, исстрачивая ресурсы, убивая тех, кто мог бы ему противостоять? А там, глядишь, и жену приберет к рукам. Мысль потеснить его на престоле, не пришла ли к жене от него?

Попал в сети, как школьник…

– А где же сами? – поинтересовался он, стараясь скрыть волнение. – Давно были, давно ушли? Куда? Мы были бы рады поприветствовать…

– Путешествуют. Мир изменился. Манечка показывает ему болезни и все, чем мучается человек, и вас, кстати, тоже, а он – как прекрасно было бы вернуться в прошлое, когда человек искал его, чтобы убедиться, что он все еще живой. Безусловно, он вами недоволен. Крови много пускаете, а вампира настоящего нет.

– Отчего, добрый молодец, побледнел? – удивился кряжистый. – Напугался, али напугали чем?

– Нет, дома меня ждут, к утру. Боюсь не успеть. Супруга моя не любит, когда не по ней. Пожалуй, маг ваш в подметки ей не годиться. Мне еще в руины, три города вдруг свалились на нас, и непонятно как…

– Проклятые?! А, так это его работа! Манечке показывал, как закрывают город и как открывают!

Его Величество побледнел еще больше. Сдохнуть можно, какой он после этого вампир, если больше, чем вампир, обратил внимание на проклятую?!

«Сука! Ты сдохнешь, поганая тварь! Убью! Мразь! Падаль! Ведьма! Ненавижу! Ненавижу!» – но губы Его Величества продолжали улыбаться, лишь взгляд сверлил кряжистого и водяного, которые смотрели на него ласково, приторно, до противного вызывающе. Они не боялись, играли, не сговариваясь.

«Придурки!» – он разозлился на себя.

Глупо думать, что читали мысли, но подозрение было, или видели маску и напрямую обращались к ней. Он заторопился. Луг и лес засветился голубоватым мерцающим светом. В воздухе замелькали голубоватые, белые, желтые и зеленоватые светлячки, луг загорелся, от растений и от земли поднялось голубоватое свечение. В последних лучах солнца, которые еще освещали небо, и сумраке в тени горы, место выглядело нереальным, сказочным и таинственным. Не хотелось думать, что здесь притаилась его смерть.

Его перебросили через коня, привязав к одному из мешков, приказав не шутить с конем, чтобы тот ненароком не решил, что он наездник. Конь стоял смирно, но ношей был недоволен.

«И зачем я согласился? – рассуждал конь сам с собой, пока потихоньку брел в сторону опушки. – Ну прошлись бы по моей спине плеткой… Снова таскаю мешки, как безголосая скотина … Молчи! – приструнил он сам себя. – На мне нет узды, я жив, я дышу! И тоже провидец… И в присядку могу… И забыл, как железные кандалы стягивают ноги, как снимает кожу железная плеть! Я был мертв и се жив… Золотой конь – это еще как повезет, а я надежный товарищ! Я больше чем конь, я земля и небо!»