Вселенная Айн Рэнд: Тайная борьба за душу Америки

За те несколько раз, когда я присутствовал на собраниях, у меня сложилось впечатление, что Айрис не в восторге от Института Айн Рэнд и его руководителей: похоже, ее сильно раздражало, что институт вцепился в наследие Рэнд мертвой хваткой. Однажды во время беседы после очередного собрания Айрис заметила мне, что дневники и записные книжки Рэнд, опубликованные институтом, подверглись цензуре. Дженнифер Бернс в своей биографии Рэнд, вышедшей в 2009 году, оценивает изъятые фрагменты как «существенные и проблемные».[34]

Айрис и сама пострадала от объективистской цензуры. Она была одной из последних, у кого взяли интервью для сборника «Сто голосов» — антологии, опубликованной в конце 2010 года в рамках проекта «Устная история Айн Рэнд», осуществленного Институтом Айн Рэнд.[35] В беседе с институтским автором Айрис высказалась откровенно. Имела место «некоторая нечестность, о которой, как мне казалось, следовало рассказать», — заявила она на одном из собраний в кофейне на Манхэттене. Ей хотелось быть уверенной, что спустя годы то, что она «пережила, что видела собственными глазами, разговоры, которые вела с разными людьми», — все это сохранится для потомков. В 1999 году она дала институтскому автору четырехчасовое интервью — по ее воспоминаниям, «решительно негативное».

Но когда Айрис получила сигнальный экземпляр антологии «Сто голосов», то с негодованием обнаружила, что ее высказывания не просто сократили, но и подвергли цензурной правке. «Они умудрились извлечь из моих слов все положительное», что «никак не вязалось с общим тоном беседы». Айрис переговорила со многими людьми, чьи интервью вошли в сборник, и выяснила, что с их высказываниями поступили точно так же.

Я встретился с Айрис в ее квартире на Манхэттене, расположенной неподалеку от штаб-квартиры ООН, примерно в миле от последнего жилища Рэнд. Мы прошлись до одной из закусочных, расположенных под небоскребом Citigroup на Пятьдесят третьей улице: это довольно тихое место, хотя поблизости всегда топчется пара бездомных.

Айрис с удовольствием рассказывала мне о своих родителях и своем воспитании, которым очень гордилась. Айрис Фюрстенберг, внучка евреев-иммигрантов из Восточной Европы, родилась в Чикаго. Родители ее были высокоинтеллектуальные люди, методичные и систематичные во всем. Их повседневная деятельность была основана на здравом смысле, и в детских воспоминаниях моей собеседницы запечатлелась прежде всего эта их рассудительность. Они познакомились в 1938 году и, решив пожениться, потратили следующие два года на то, чтобы «облечь в слова свои взгляды на жизнь, свои жизненные планы». Подобное стремление распланировать будущую жизнь покажется необычным и сегодня, и уж тем более оно было нетипично для представителей рабочего класса в Чикаго 1930-х годов. Хотя никто из ее родных не читал произведений Айн Рэнд, которая еще только начинала свою карьеру, Айрис, по ее собственному признанию, «воспитывалась, как объективист». Ее родители чувствовали, «чтобы по-настоящему понимать, что делаешь, сравнивать варианты и быть уверенной, что поступаешь правильно, необходимо облекать все свои мысли в слова». Так что когда в семье начали читать Рэнд, «все хором сказали: „Объективизм — это наше“».

Хорошо продуманные, объективные требования родителей Айрис к собственной жизни отчетливо проявились в их жизненных планах. Они завели детей, «чтобы наблюдать, как те становятся личностями». Они сразу решили: дети будут расти для того, чтобы стать собой, а не осуществить мечты родителей. Это был совершенно новый подход, противоречащий сложившимся стереотипам. Слушая Айрис, я будто переносился в рэндианскую версию пьесы Клиффорда Одетса «Проснись и пой», в которой дедушка-марксист естественным образом превращается в объективиста.

Фюрстенберги не получили хорошего образования, зато умели пользоваться библиотекой. В Публичной библиотеке Чикаго они перечитали все книги по воспитанию детей, желая узнать, как в различных культурах формируется личность. «Они хотели понимать, что делают», — подчеркнула Айрис. И результатом их усилий стало рациональное воспитание. Никаких манипуляций со стороны матери в семье Фюрстенбергов никогда не было. Никакого морального шантажа, никаких придирок. Когда Айрис отправилась на первое свидание, мать велела ей позвонить в половине одиннадцатого. Айрис спросила, зачем. Мать призналась, что сама не знает: просто так говорят дочерям все ее подруги.

Тогда Айрис заметила ей, что если захочет заняться сексом, то сможет сделать это в любое время суток, а если попадет в аварию, то родителям позвонит полиция, так что в ее звонке домой не будет никакого смысла. «Мать согласилась, что я права», — вспоминала Айрис.