Вселенная файа. Трилогия

   Это уже совершенно не походило на сон, но он всё же не мог разглядеть толком своего противника, - нечто расплывчатое, полупрозрачное, однако обладающее кошмарной силой, - Вэру подбросило высоко вверх, и с силой швырнуло вниз, обдирая спину о камни. Искаженная, словно преломленная в стеклянном шаре фигура навалилась сверху. Сражалась она вовсе не по-человечески, - нечто воздушно-липкое пыталось обхватить Вэру, задушить, раздавить его. Он вырывался изо всех сил, - а его крутило, выгибало до хруста в позвоночнике, выворачивало руки и ноги, било о камни, сжимало так, что трещали ребра. Вэру казалось, что он прилип к поверхности огромного, прыгающего по равнине мяча. Пока ему удавалось сберечь затылок, и он надеялся, что твердая, из костей и мускулов спина не очень пострадала от ударов, - но каждый отзывался всё более сильной болью, словно с неё содрали кожу, а теперь прижимали к открытым ранам раскаленное железо.

   Анмай быстро слабел, от боли и диких рывков в голове всё смешалось. Наконец, тварь, - он уже не считал эту дикую бесформенную массу Ами, - прижала его к камню, безжалостно выламывая раненую руку. Боль потоком разлилась по телу, мышцы обмякли, словно из них выпустили воздух. Когда боль вонзилась в мозг, Анмай закричал, - но это не принесло облегчения. Весь воздух вышел из его груди, и он уже не смог набрать нового, - на него словно навалилась многотонная кипа ваты. Перед глазами всё расплылось, в ушах зазвенело. Он зажмурился, чувствуя, как кровь теряет последние крохи кислорода...

   Какой кислород? - всплыла в мозгу неожиданно спокойная мысль. - Это же сон! Да, сон, но если я через несколько секунд не смогу вздохнуть, то умру. Думай, Анми! Твои руки и ноги не смогут одолеть эту тварь, они ей не страшны, потому что она ненастоящая. А вот твоя ненависть, твоя ярость, твоя жажда жить - да.

   Он собрал все свои мысли в единый порыв, и ударил им тварь, как лучом, - словно крикнул ей: "Ты не существуешь! Ты мой сон, мой кошмар! Исчезни!"

   Раздался омерзительный звук рвущейся плоти. А через миг в его грудь хлынул воздух.

   ......................................................................................

   Через минуту он отдышался и смог сесть. Едва он зашевелился, Философ пошел к нему. Анмай с трудом поднялся на ноги, не обращая на него внимания. Серьезных ран, похоже, не было, зато синяков и ссадин, - не перечесть. Противно ныли вывернутые суставы и ребра, а осторожно ощупывая спину, он то и дело натыкался на лоскутки содранной кожи. Боль была дикая, но ощущалась как-то смутно, хотя по нему ручейками стекала кровь.

   Он поднес к лицу окровавленную ладонь, с интересом понюхал, потом лизнул, - да, настоящая кровь, не та антирадиационная жидкость, что текла в его жилах последние семь лет, - семь бесконечных лет. Ему вернули его собственное тело, - перед тем, как он лишится тела навсегда.

   Анмай взглянул на себя. Да, всё верно. И большей шрам на ребрах слева, оставленный осколком ракеты, и маленький на бедре, оставленный срикошетившей пулей Философа, - перед тем стоял тот же черноволосый юноша, что жил когда-то на плато Хаос.

   - Идиотская ситуация, верно? - обратился он к безмолвному Философу. - Если это действительно окончательный суд, то он рождается в мыслях того, кого судят. А я, по врожденной дикости, не смог придумать ничего, кроме сюрреалистического мордобоя. И вот результат, - Анмай стер ползущую по бедру темную струйку, - вместо духовного просветления у меня ободрана половина шкуры. Впрочем, наплевать. Я всегда стремился попасть сюда, на эту равнину, потому что знал, - никто другой этого сделать не сможет. И не захочет. Да, я погубил многих, - но какая разница, если сейчас не осталось вообще никого, только я? А если я не смогу пройти, то всё, - вообще ВСЁ, - окажется бессмысленным. Что же мне делать? - последний вопрос прозвучал по-мальчишески жалобно.

   Он закусил губу, - чтобы не зашипеть от боли, - и осторожно присел на пятки. Голова вроде бы не кружилась, и ноги не подкашивались, но, похоже, ему досталось сильнее, чем он думал, - а кровь всё ещё продолжала течь...

   Он машинально приподнял кусок базальта, подвернувшийся под босую ногу, - мягко-коричневый, цвета его кожи, камень стал ярко-алым, но алое на глазах тускнело, превращаясь в невзрачную бурую кору. Дикое возбуждение схватки ещё не оставило его, он чувствовал, как в израненом теле бешено бурлит кровь и ликующая, победившая жизнь, - его бросило в слабость и жар, но под кожей словно жужжал миллион крохотных моторчиков, работающих на полных оборотах, и боль стала казаться не такой уж и сильной. Даже приятной. Его тело, созданное именно для таких схваток, упивалось своей победой, не зная ещё, что она оказалась последней.

   ......................................................................................