Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 2

Мы с Мейсоном последовали за ним в коттедж.

Майкл Хейворд был писателем, уникальным писателем. Очень немногие могли создать необычную атмосферу сверхъестественного ужаса, которую Хейворд вкладывал в свои фантастические рассказы о таинственных вещах. У него были подражатели, как и у всех великих писателей, но никто не смог превратить иллюзии в такой абсолютный и ужасный реализм, какой Хейворд живописал в своих шокирующих фантазиях. Он вышел далеко за пределы человеческого опыта и привычного суеверия, проникая в сверхъестественные области неземного. Вампирические элементалы Блэквуда, омерзительные нежити М.Р. Джеймса, даже чёрный ужас Мопассановской «Орли» и «Проклятой Твари» Бирса бледнели в сравнении с работами Хейворда.

Но обывателей пугали не аномальные существа, о которых Хейворд тоже много писал, пугало мастерское ощущение реальности, которое ему удавалось создать в воображении читателя, — ужасную идею о том, что он ничего не выдумывал, а просто излагал на бумаге суровую, дьявольскую истину. Неудивительно, что пресытившаяся публика горячо приветствовала каждую новую историю, которую он выдавал.

Билл Мейсон позвонил мне в тот день в «Журнал», где я работал, и зачитал мне срочную телеграмму от Хейворда, просившего, на самом деле, умоляющего нас немедленно приехать в его одиноко стоящий коттедж на пляже к северу от Санта-Барбары. Теперь, видя Хейворда, я удивлялся такой срочности.

Он не казался больным, хотя его худое лицо было более измождённым, чем обычно, а его глаза были неестественно яркими. В его поведении замечалось нервное напряжение, и у меня возникло странное впечатление, что он внимательно прислушивался к чему-то, ожидая какого-то звука снаружи коттеджа. Когда он взял наши пальто и жестом пригласил нас сесть в кресла, Мейсон встревоженно посмотрел на меня.

Что-то было не так. Мейсон почувствовал это, и я тоже. Хейворд наполнил табаком свою трубку и прикурил; дым окутал его жёсткие чёрные волосы. На его виски легли сизые тени.

— Что случилось, старина? — отважился спросить я. — Мы не поняли ни начала, ни конца твоей телеграммы.

Хейворд покраснел.

— Наверное, я немного торопился, когда писал это. Видишь ли, Джин… ах… что пользы… что-то неправильно, очень неправильно. Сначала я подумал, что причина в моих нервах, но это не так.

Снаружи коттеджа раздался пронзительный крик чайки, и Хейворд повернулся лицом к окну. Его глаза уставились в одну точку, и я видел, как он подавлял дрожь в теле. Затем он, казалось, взял себя в руки. Он повернулся лицом к нам, сжав губы.

— Скажи мне, Джин, и ты, Билл, вы заметили что-нибудь… странное… по пути сюда?

— Хм, нет, — ответил я.

— Ничего? Ты уверен? Это могло показаться вам неважным, я имею в виду какие-нибудь звуки.

— Были чайки, — сказал Мейсон, нахмурившись. — Помнишь, Джин, я говорил тебе о чайках?

Хейворд резко схватил Мейсона.

— Чайки?!

— Да, — сказал я. — То есть, птицы какие-то, их крик не был похож на чаек. Мы не могли их видеть, но они продолжали следовать за машиной, призывая друг друга. Мы могли их слышать. Но кроме птиц…

Я замешкался, изумлённо глядя на лицо Хейворда, выражавшее почти полное отчаяние. Он сказал:

— Нет… вот оно, Джин. Но они не были птицами. Они нечто такое… вы не поверите, — прошептал он, и в его глазах появился испуг. — Пока вы их не увидите… и тогда будет слишком поздно.

— Майк, — сказал я. — Ты перетрудился. У тебя…

— Нет, — перебил меня Хейворд. — Я не теряю хватки. Эти мои мистические рассказы… они не свели меня с ума, если это то, о чём вы думаете. Я такой же нормальный, как и вы. Правда в том, — проговорил он очень медленно, осторожно подбирая слова, — что на меня охотятся.

Я внутренне застонал. Бред преследования — признак безумия. Действительно ли Хейворд повредился умом? Почему, задавался я вопросом, его глаза были настолько неестественно яркими, а худое лицо так покраснело? И почему он продолжал украдкой бросать быстрые взгляды на окно?

Я тоже повернулся туда. Я начал что-то говорить и замер на полуслове.

Я увидел виноградную лозу. То есть, нечто, больше всего напоминающее толстую лозу, но я никогда не видел ни одного похожего на верёвку растения, подобного тому, что разлеглось на откосе за стеклом. Я открыл окно, чтобы лучше рассмотреть лозу.

Она была такой же толщины, как и моё предплечье, и очень бледно-жёлтая, как слоновая кость. Растение обладало странной блестящей текстурой, которая делала его полупрозрачным, и оно заканчивалось грубым пнём, который оброс жёсткими волосками, похожими на реснички. Кончик лозы почему-то заставил меня подумать о хоботе слона, хотя никакого сходства не имелось. Другой её конец свисал с окна и скрывался в темноте у лицевой стороны дома. И почему-то мне не понравилась эта картина.

— Что это такое? — спросил Мейсон, вставший за моей спиной.