Напуганный неожиданными видениями, я попытался отстраниться, но Марина плотно охватила меня ногами, прижала к себе, выдавливая, в этом молниеносном совокуплении, до последней капли.
Потом она рассмеялась.
Звонко, радостно, торжествующе. Я попятился, как сопливый мальчишка, путаясь в своих портках. Будто она смеялась надо мной. По крайней мере, сам я испытал смятение. Марина откинулась на своем стуле, и теперь трудно было понять — смеется она все еще или уже плачет. А я все смотрел на цепь вокруг щиколотки, зачем-то прикидывая ее длину, и пятился, пятился, пятился… уперся спиной в одну перегородку, повернул, уперся в другую.
Бравый победитель ретировался с поля битвы, поджав хвост, словно только что изведал величайшее в своей судьбе поражение.
На этот раз я не ошибся с направлением — свернул к торпедному отсеку, и через мгновение уже стоял у алтаря. Яков говорил — если что, приходи, здесь слышат любые молитвы.
А мне очень хотелось молиться.
Только правильные слова не шли на ум.
Как бы понадобился сейчас псалтырь, валяющийся у меня на койке.
Но уйти было страшно, банально страшно — невероятным образом алтарь, ржавый стальной лист с наваренными по периметру гильзами, вселял спокойствие. Я вспомнил про стопку книг и наклонился, выискивая среди корешков знакомые названия.
Если богам не нужны люди, это не значит, что людям нет нужды в богах?
А мне необходимо просто расслабиться, прийти в себя и начать спасать лодку. Одно или два добрых слова. К сожалению, перечень христианской литературы в подалтарной «библиотеке» ограничивался моим, отсутствующим теперь, псалтырем. Из знакомых Писаний мне встретился только Коран — все остальные книги, в новых обложках, относились к более древним культам.
Ну что ж, Коран тоже источник духовной мудрости, я открыл его наугад в поисках успокоения. А он открылся там, где открылся.
Знакомый синий химический карандаш — говорят, линии, нанесенные им, невозможно смыть водой. Очень актуально для подводников. Сура семьдесят пять, Аль-Кийяма, «Воскрешение». Ее стихи тоже заинтересовали моего предшественника?
Я захлопнул книгу — при желании, в любом Писании можно найти все, что угодно. Особенно если задаться целью убедить себя, что какая-то нечеловеческая грань Бога пытается обратить нас в первозданное состояние и перетворить по своим меркам.
Позади меня лязгнул шлюз, я не стал оборачиваться — по звукам было слышно, что там больше чем один человек. Вдобавок — кого-то волочили.
— Доктор, ты исхитрился все испортить.
— Яков, я понимаю, что убийство капитана — плохое решение. Но так получилось. На лодке не все ладно. Надо всплывать.
Старпом вздохнул:
— Не все ладно? Думаешь, это можно объяснить простыми словами?
— Да. Система выпуска отработанных газов работает не так, как хотелось бы. У нас всех легкая степень отравления оксидом углерода, угарным газом. Отсюда воздействие на психику, массовые галлюцинации, бредовые идеи. Аккумуляторы в электродвигательном отсеке повреждены. Там утечка серной кислоты. Дайте команду на всплытие. Срочно.
— Нет никакой утечки. Я бы отвел тебя в последний отсек, доктор. Но это ничего не изменит. И всплыть не так легко, как тебе кажется. Только девка может ладить со Странником. И только Ван мог ладить с девкой…
Я полуобернулся, не убирая руки с алтаря. Кроме Якова здесь оказались еще трое матросов. И труп капитана у их ног.
— Разве Ван Страатен не Странник?
— Нет, конечно. Странник — это то, чем стала лодка после Экспедиции. Той самой, арктической. В тридцать девятом году. Она была в конвое.
— Что вы с ним размусоливаете, господин старший помощник? — рыкнул один из провожатых Якова. — Отрежем ему яйца — и пускай сам управляется с этой сучкой!
— Если бы все было так просто… — В словах старпома зазвучал металл, которого я не слышал прежде. — А, доктор… сможешь сам себя оскопить? Ван когда-то смог. Но он знал, на что идет. К тому же… ты ведь не удержался, да?
Поняв, о чем он, я кивнул.
— Если бы ты додумался сделать это сзади — все еще можно было изменить. Не додумался?
Я молчал.
— Понравилось хоть?
— Нет…
По знаку старпома матросы подтащили труп Ван Страатена к торпедному аппарату, открыли люк и начали заталкивать тело в трубу.
— Это девка в тебя кончила, доктор, а не ты в нее.
Обмякшее тело капитана никак не поддавалось — матросы беззлобно поругивались.
— Хочешь сказать, она не человек?
— Ты сам ее осматривал. Я не доктор. Человек, наверное. Или сирена. Или глубинная полукровка. Разве это теперь важно?
Наконец Ван Страатен оказался внутри аппарата — как в топке крематория. Яков вздохнул:
— Твоя очередь, доктор.
Я пытался сопротивляться, но матросы несколько раз двинули меня по ребрам, оторвали от алтаря и скрутили руки. Запихивая рядом с капитаном, приложили головой о стенку трубы.