Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 6

Я открыл глаза и вытер с лица кровь. Нос был сломан, кружилась голова. Изображения расплывались, я видел будто сквозь мутное стекло. На мне сидел рыбак и шипел. Озеро исчезло, мы находились в городской подворотне. Слева раздался крик, и я увидел высокую фигуру, выливающую что-то на лицо парня в полицейской форме. Бедняга ревел и трясся в конвульсиях, но, кажется, смеялся. Я попытался ударить рыбоголовую тварь, но тело было слабым, точно чужим. Меня припечатали к земле, и резкая боль вгрызлась в затылок. Надо мной нависли еще двое рыбаков. Под их гавкающую болтовню я попытался рассмотреть себя. Вьющиеся каштановые волосы свалялись в грязи, разорванная лямка обнажала грудь, туфли лежали в паре шагов от мусорного бака. Я схватился за лицо, но не нащупал никакой щетины. Зато увидел накрашенные ногти. В голове все перемешалось. Двое рыбаков держали мне руки, пока третий лез под платье и срывал трусы. Я кричал, что было сил, лупил их ногами, но добился лишь очередной пощечины. Ублюдки сорвали с меня одежду и куском сети перевязали запястья, прицепив к штырю у забора. Я вырывался, но они были гораздо сильней.

Слева послышалось хихиканье. В этом звуке было столько безумия, что я едва нашел в себе силы повернуть голову. Ко мне полз полицейский. За его спиной удалялась двухметровая тень.

— Я отмечен, — радовался полицейский. — Я должен. Я должен доказать верность. Должен доказать на человеке. И докажу…

Рыбаки отступили. Зрение начинало возвращаться, но теперь я не хотел смотреть. Холодные пальцы ухватили за ноги и потянули в разные стороны. И только когда я почувствовал на бедрах липкие руки, только когда на меня навалилось трясущееся тело, только когда картинка окончательно прояснилась, и из размытого морока проступило знакомое лицо с выжженными глазами, из меня вырвалось бесполезное:

— Только не ты…

2013

Пётр Перминов ДЕТИ ЧЁРНОЙ КОЗЫ

— Человек это был! Ей-богу, человек! Вот вам истинный крест! — Назар быстро перекрестился.

Марк Нейман посмотрел парню в лицо. Тот побледнел, что было заметно даже в сумраке осеннего леса, широко раскрытые глаза сверкали белками. Явно напуган.

— Не мели чепухи! — выдохнул Нейман. — Какой человек?

— Голый! Совсем голый! — Назар говорил так тихо, что его едва было слышно за скрипом телеги и шумом ветра в кронах пихт. — Слыхали, как Зорька всхрапнула? Почуяла она его! Лошадь — её ж не обманешь!

— В самом деле, Назар! Какой голый человек? — поддержал Марка Синицкий. — Октябрь на дворе, холод вон какой! А до села, сам говоришь, ещё пара вёрст. Почудилось тебе!

Назар отвернулся, что-то пробурчал под нос и зачем-то обругал лошадь.

Нейман на всякий случай расстегнул пару пуговиц на шинели и попытался незаметно поправить револьвер. Получилось несколько неуклюже — Синицкий заметил торчащую рукоятку и удивлённо вскинул брови.

— С германской ещё, Пётр Васильевич, — пояснил Нейман. — Места, знаете ли, глухие, а с ним надёжнее!

Они замолчали, думая каждый о своём. Экспедиция, организованная Пермским историко-художественным музеем, направлялась на север с целью пополнения коллекции деревянной культовой скульптуры. В настоящий момент в составе экспедиции значились трое: сотрудник музея Марк Нейман, недоучившийся художник, участник двух войн; Пётр Синицкий, пермский историк и краевед; третьим же был Назар, двадцатилетний парень, единственный житель Ныроба, которого удалось уговорить на должность проводника и извозчика.

Погода становилась всё хуже: сухая снежная крупа сыпалась уже непрерывно, вековые деревья шумели и стонали всё громче, а холод усиливался. Синицкий утонул в пальто, подняв воротник так, что наружу торчал лишь седой клинышек бороды, Марк отчаянно кутался в шинель, Назар, сидящий на козлах, скукожился, став похожим на нахохлившегося воробья.

Вскоре выяснилось, что ехать молча ещё хуже.

— Расскажите подробнее про это село, Пётр Васильевич! — попросил Нейман. — Похоже, в нём уж сто лет никто не живёт — дорога эвон как заросла!

— Так я вроде уже всё рассказал, Марк Наумович… — отозвался Синицкий. — А то, что там, наверное, никого из жителей не осталось, тут вы правы: село начало потихоньку вымирать ещё в конце прошлого века. Что ж, для нас это даже и к лучшему. Главное, чтоб скульптуры были в целости и сохранности. Дерево всё-таки…

Нейман кивнул, соглашаясь.

— А ведь, возможно, мы с вами обнаружим в церкви ещё кое-что интересное! — продолжил Синицкий. — В городском архиве есть прелюбопытный документ, что лет этак шестьдесят назад, как раз вскоре после отмены крепостного права, настоятель здешней церкви, отец Аристарх, привёз в село мощи некоей Святой Амалфеи, якобы жившей в этих краях в конце семнадцатого столетия. Я говорю «якобы», потому как никаких упоминаний об этой святой нет. Полагаю, отец Аристарх сам её и придумал. Известно, что ковчег с мощами был установлен на алтаре в качестве престола… Так что, если нам повезёт, мы обнаружим и его.

— Полагаете, губернский музей заинтересует ящик с кучкой полуистлевших костей? — хмыкнул Марк.

Синицкий молча пожал плечами.