Как этот приснившийся кошмар выпустил меня из своих цепких объятий, я не помню. Но с воплем отчаяния и боли вернулся в реальный мир, возможно, за секунду до того, как остался бы в этом аду навсегда. Мне рассказывали, что я боролся с санитарами до последнего, пока мне не ввели снотворное. Полицию вызвали соседи, которых разбудили громовые раскаты и ужасная вонь, доносившаяся из особняка. Меня обнаружили кричащего, на обломках рассыпавшегося стула, с вытянутыми вперед руками на задымленном чердаке особняка Теодора Смита. Мои башмаки были порваны, а вся одежда была в каком-то белом песке. Ладони были обожжены едкой жидкостью, а в доме стоял запах невыносимой вони. Как будто в нем побывало что-то на редкость огромное…. К тому же волосы на голове стали полностью седыми, и меня поначалу даже не сразу узнали. Лампа, полностью прогоревшая, стояла в своем нарисованном кругу. Капитан управления полиции с удивлением и тревогой смотрел на меня, пока меня закутанного в смирительную рубашку усаживали в машину. Потом я написал свои показания об окончании расследования, которое, безусловно, закончил. Прочитав мои каракули, было принято решение поместить меня сюда, в эту клинику. Но здесь я чувствую себя на удивление спокойно. И меня не пугают по ночам крики пациентов в запертых палатах, мне уютно в своей тихой камере, ибо я знаю, что такое настоящий ужас и знаю, что он далеко от меня. И хотя мне сняться кошмары, и по ночам я просыпаюсь в холодном поту, я твердо знаю, что это сон. Иногда мои обожженные руки болят под утро, но вспоминая сумасшедшего Смита, понимаю, что мне повезло гораздо больше, и начинаю смеяться. Смеяться от радости, что остался жив, что не лежу сейчас в адской пустыне, и мои внутренности не пожирает кошмарное чудовище, Великий Древний Й-голонак, дремлющий и ждущий своего часа, чтобы обрушиться злобным кошмаром на все человечество. Радуюсь, что никогда больше я не увижу это зловещую лампу безумного араба, открывающую врата в проклятые миры, населенные чудовищными демонами, правившими когда-то на Земле в незапамятные времена еще задолго до появления на ней первого человека.
Анастасия Александровна Зайцева
ПИСЬМО ИЗ ПАЛЛЕНА
Простите меня, дорогой друг, что пишу Вам, но никто другой не сможет понять то, что произошло со мной во время этой экспедиции, более того, боюсь, что мне не поверят. Но позвольте мне начать с самого начала, чтобы не утаить ничего из этой странной и пугающей истории.
Вам наверняка известно, что университет Брауна интересуется исследованиями индейских городов на полуострове Юкатан и в Южной Америке. Вы должны быть осведомлены об этом куда лучше, ведь до той злополучной поездки я даже представить себе не мог, что развалины старого города не будут давать мне спать по ночам. Они приходят снова и снова, и никакие лекарства от них не спасают. Это становится просто невыносимо и заставляет меня помыслить о самом страшном.
Но я пересиливаю себя и продолжаю писать. До нынешнего дня большинство научных экспедиций имели своей целью прекрасно сохранившийся город «Пернатого змея» и «Пещеру волшебников» недалеко от мексиканского городка Тула-де-Альенде. Каждый, кто интересовался историей мексиканских индейцев, наслышан о легендарной Туле, которая, согласно единодушным сообщениям индейских хроник, в конце первого тысячелетия была главным и одновременно самым роскошным городом тольтеков — индейского племени, носителя высокой культуры, с которой связывали своё прошлое все, кто жил в Мексике после них.
И уже здесь мы натыкаемся на сведения, переворачивающие весь привычный для нас мир. Стоит только бросить один взгляд на величественную статую Чак-Мооля — посланца богов, чтобы тебя пробрала дрожь, внушаемая ужасом, что источают его пустые глазницы.
Громадное белое здание, вперившее свой купол в небо. Обсерватория, откуда древние мудрецы вели наблюдение за небесными телами, пытаясь в их ходе заметить волю богов.
Но все эти известные науке чудеса — ничто перед теми мрачными безднами, затянутыми вековечной паутиной, что открылись мне.