Завсегдатаи притонов — будь то нищие, погибающие в плену опиума, или же лорды, инкогнито упивающиеся настойкой лауданума — всегда смотрели на мена как на просветлённого, которому открылись все тайны, что лежат за Гранью. Но шаг за Грань, отделяющую мир материи от мира иллюзий и наркотических грёз, всегда подобен смерти. Он освобождает пленённое сознание и открывает перед ним неизведанные глубины, где таится древнее безумие. И в этом безумии кроется истинная мудрость, которую не способен вместить ни один человеческий разум. Лишь чувствительное сознание художника или поэта может через призму страха воплотить отблеск этой мудрости в произведении искусства.
Одним из таких фильтров космического безумия пришлось стать мне. Бесчисленные опыты с наркотиками — настойками и курениями — скрупулёзно описанные мною в поэтических дневниках, были лишь жалким полётом фантазии до тех самых пор, пока я не попробовал абсент. Объятия Зелёной феи, столь нежные и горячие, оказались сладостнее всего, что мне доводилось пробовать ранее. Однако все известные рецепты абсента в конце концов приелись, и мой искушённый дух потребовал чего-то совершенно незаурядного. Такого, чего было суждено вкусить лишь избранным из числа смертных.
Я провёл недели в поисках, пока однажды служанка-мулатка, верно помогавшая мне во всех изысканиях, не показала старинную книгу в потрёпанном кожаном переплёте. Пролистав жёлтые пергаментные страницы, исписанные витиеватой арабской вязью, служанка указала на ряд необычных гравюр. В их символах, утверждала она, был сокрыт рецепт, способный удовлетворить мою жажду. Откуда же мне было знать, что эта книга с её древними знаниями передавалась из поколения в поколение в семье мулатки. Её прародители, из какого-то восточного племени кочевников, исходили всю Руб Аль-Кхали и в самом её сердце, легендарном городе Иреме, испили из источника великой запредельной мудрости. Но я не удосужился даже толком просмотреть книгу, не говоря уже о том, чтобы задуматься, к чему может привести этот сомнительный эксперимент.
Конечно же я сразу приступил к изучению гравюр. На первой была изображена величественная птица, которая клевала какие-то причудливые растения. Две пары крыльев этой химеры были покрыты перьями, похожими на стальные наконечники стрел, лапы оканчивались хищными орлиными когтями, а голова походила на львиную морду. На второй гравюре эта птица была охвачена пламенем, а клубы дыма складывались в очертания распростёршего крылья легендарного феникса не менее фантастического вида. На третьей, этот феникс истекал кровью и, словно грозовая туча, проливал её дождём на горсть пепла, оставшегося от сожженной птицы, в котором извивалась змея. На четвёртой, последней, из праха рос необычного вида цветок, чей бутон напоминал блистающую в ночном небе звезду. Его лучи-лепестки расходились во все стороны, а в середине сияло божественное Magnus Oculus[6]
.Для непосвящённых в сакральный символизм алхимии эти гравюры так и остались бы всего-навсего фантазией автора книги. Но для меня, имевшего ключ к этой головоломке, они были подробным рецептом, который мне предстояло опробовать. Сперва мне следовало собрать и высушить растения для абсента. Затем особым способом получить из них Tria Prima[7]
— философские Ртуть, Серу и Соль. Их надлежало очистить и последовательно соединить в эликсир Зелёной феи.Пока я корпел над гравюрами, стараясь понять все нюансы предстоящего процесса, мулатка начала поиск необходимых ингредиентов. Всего за неделю она раздобыла у аптекарей и травников гербарий из самых экзотичных галлюциногенных трав, среди которых главным ингредиентом оставалась горькая полынь — дух абсента. Получив их в своё распоряжение, я сразу же приступил к работе. Отложив полынь, из остальных трав я приготовил отвар. Получившееся коричневатое варево обладало удивительным приторным ароматом, но оказалось чрезвычайно ядовито. Соседская надоедливая собачонка унюхала его и, каким-то образом пробравшись в мой дом, только сунула свою морду в посудину с остывавшим отваром, как тут же заскулила и издохла.