Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 9

Мы с Сатиндрой несколько минут стояли в подступающей темноте, слушая испуганные вопли бабушки Мэй. Всё произошло так быстро, что я даже не знал, как к этому относиться. Мы оторопело переглянулись и, убрав наши чаши для подаяний, двинулись прочь от хижины.

Тут крики прекратились, и мы услышали звук приближающихся шагов. Обернувшись, мы увидели, что к нам несётся Джун с небольшим узелком сырого риса в руках. Без слов она вложила его в мои ладони. В её глазах сострадание боролось со страхом. Я поблагодарил за щедрое пожертвование, а затем задал вопрос:

— Что сказала твоя бабушка, когда я упомянул… птицу?

Я сознательно не использовал слова, которые так расстроила бабушку Мэй.

Джун нахмурилась, облизнула губы и оглянулась на хижину, где тусклый свет лился из дверного проёма на дорогу.

— Проклятый, — вымолвила она чуть слышно, а ветер словно украл её ответ и унёс в неведомую даль, настолько сказанное казалось нереальным. Я хотел, чтобы девочка произнесла это ещё раз для пущей убедительности, но она повернулась и побежала к хижине.

— «Проклятый»? — медленно повторил Сатиндра на языке ханьцев. — Значит ли это то, о чём я думаю?

— Да, — приуныл я.

Сатиндра рассмеялся и приобнял меня за плечо, затем легонько похлопал по спине.

— Не позволяй суеверной старухе напугать тебя, младший брат. Проклятый. Ха! Если уж на то пошло, мы благословлены. Давай найдём поле, где сможем переночевать.

Той ночью мы спали под звёздами, и Сатиндра оставался в приподнятом настроении, невзирая на то, что я хмурился. Он перечислил удачно сложившиеся обстоятельства: перед припадком бабушка Мэй благословила нас обильным ужином и предоставила возможность поделиться дхармой; погода стояла тёплая и не дождливая; разбойники не напали на нас и не ограбили; скоро мы окажемся в деревне, где я родился, и, возможно, даже найдём мою семью.

— Два странствующих монаха вряд ли могут желать большего, — изрёк он, когда мы улеглись.

Я спал урывками и был меланхоличен весь следующий день. Утренняя медитация, во время которой мы на ходу повторяли мантру, не принесла успокоения. Ближе к полудню мы остановились на отдых. Сатиндра приготовил немного риса, который нам дала Джун, и мы пообедали, смакуя каждое зёрнышко. Еда оказалась с привкусом мяты, и это породило в моей голове путаную смесь воспоминаний.

Пока шли по Великому шёлковому пути, мы миновали множество святилищ местных богов. Одними из самых богатых были статуи, вырезанные из нефрита или слоновой кости и размещённые в пагодах, находящихся под постоянным присмотром жрецов. Путешественники возлагали на жертвенники молоко, мёд, рис и даже мясо. По мере отдаления от главной дороги размеры святилищ становились всё менее впечатляющими. Почти каждый день мы проходили мимо этих крошечных святынь с их грубыми изваяниями, а то и просто наборами камешков, символически обозначающих того или иного бога. Как правило, подношения здесь были чрезвычайно скудны, а некоторые жертвенники вообще пустовали из-за малой численности путников.

Теперь, когда мы довольно далеко отдалились от Великого шёлкового пути и оставили позади хижину бабушки Мэй, характер этих святынь изменился. Раньше я не обращал на них внимания, а ныне чувствовал непреодолимую потребность рассмотреть поближе. Святилища, располагающиеся вдоль дороги, представляли собой простенькие пирамидки, увенчанные небольшими каменными или деревянными фигурками животных, не представляющими для воров абсолютно никакой ценности. Но днём позже мы наткнулись на статуэтку, вырезанную, по-видимому, из нефрита.

Я присел перед святилищем и уставился на изваяние, стоящее в подобии глубокой каменной чаши, перевёрнутой на бок. Маленькая статуэтка была чёрной и по большей части скрывалась в тени, но когда на неё попадали солнечные лучи, она приобретала зеленоватый оттенок темнейшего нефрита. Густая тень мешала разглядеть детали, но фигура по своей форме не походила на человека или известного мне зверя. Выпуклые глаза, вытянутая голова и много рук, будто у индуистской богини Кали[17], однако подробности разобрать не удавалось, как я не щурился. Решив попробовать на ощупь понять то, что смутило мой взор, я протянул руку и провёл пальцами по поверхности.

Я ожидал ощутить прохладную твёрдость нефрита, но камень оказался на удивление тёплым, вероятно, успел нагреться на солнце, а его текстура была влажной и скользкой. Отдёрнув руку, я взглянул на свои пальцы, полагая, что на них сохранится влага; они остались сухими, хотя чувство маслянистости не пропало. Не желая вторично прикасаться к этому предмету и не в силах смотреть на него, я отступил от святилища и поспешил к Сатиндре, который сидел на корточках чуть дальше по дороге, дожидаясь меня.

— Что случилось, младший брат? — спросил он, когда я присоединился к нему, всё ещё рассматривая свои пальцы. Они казались какими-то запачканными, точно прикоснулись к чему-то нечистому. Мне хотелось вытереть их о край одежды, хотя на них не было видно никакой грязи.

— Что-то не так со статуэткой в этом святилище, — нахмурился я.