Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения

Что-то странное начало происходить в городе. Выходя на пристань за свежей рыбой, я то и дело слышу, как шепчутся местные. Все их разговоры об одном и тому же — о Тайном ордене и каком-то тумане. Я обеспокоен, но что я могу поделать? Я не могу подойти к любому из иннсмаутовцев и сказать: «Эй, дружище, ты не знаешь, что за чертовщина здесь творится»? Что до матери… она больше не сможет отвечать на мои вопросы. Вся ее речь теперь — совокупность ужасных булькающих звуков, не подлежащих переводу на нормальный человеческий язык. А ее внешний вид! По моему приезду она куталась во множество бесформенных одежд и практически все лицо закрывала платком, должно быть, щадя мои чувства и опасаясь испугать меня. Сейчас же она носит тонкое платье, подаренное ей стариком Райли, и я ясно вижу все те изменения, что произошли с ней за время моего пребывания в Аркхеме. В кошмарах мне стали сниться ее выпученные бесцветные глаза и неестественно искривленный тонкий рот. Почти на всех предметах в доме легко можно увидеть полупрозрачные чешуйки, которыми теперь покрыта ее некогда белоснежная гладкая кожа. Самое скверное: это существо, которое я раньше звал матерью, живущее со мной под одной крышей, не только пугает меня, но и заставляет непрерывно думать о том, что и мое тело не пощадит иннсмаутовская эпидемия. Но вот что станется с моей неправедной душой?

27 июля, 1913

Страх охватил меня накануне вечером и продолжает поглощать меня. Чем он вызван? Туманом, неожиданно распространившимся по всему городу, несмотря на то, что еще двумя днями ранее его тяжелые клубы окутывали исключительно здание Тайного ордена Дагона. Мне не ведома причина его появления, и иннсмаутовцы практически прекратили свои перешептывания на сей счет. Иннсмаутовцы превратились в немых сомнамбул. Они снуют туда-сюда по грязным, дурно пахнущим улочкам, забросив рыбную ловлю, торговлю и даже молитвы Отцу и Матери, ничего не замечая вокруг себя, не замечая и меня — чужака в их рыбьих глазах.

Позже того же дня

Мне больно смотреть на свою престарелую мать, практически полностью утратившую все признаки человеческого в своем облике, но даже сейчас, видя ее в такой отталкивающей инкарнации, я боюсь ее потерять и желал бы как можно более оттянуть момент ее погружения в океанические воды, однако — увы — не в моих силах на это повлиять. И я хотел бы избежать той же участи — нисхождения в пучину и, самое главное, — утраты человеческого «Я».

29 июля, 1913

Город охватила волна безумия. И без того полоумные иннсмаутовцы были замечены мною в самых что ни на есть дискредитирующих ситуациях: за поеданием нечищеной сырой рыбы, без одежды прогуливающихся вдоль набережной, без лодки, вплавь, добирающихся к рифу Дьявола. Многие из них подолгу кричат на их диком наречии, в котором лишь отдаленно угадывается английский язык. Но чем больше они бесчинствуют, тем более крепкой становится их вера, громче и яростнее становятся их молитвы, на несколько дней позабытые, а жрецы чаще, чем обычно, появляются на улицах, чем приводят в благоговейный трепет горожан. Мне кажется, жрецы — единственные, кто знает наверняка о причине всеобщего помешательства, и они не собираются посвящать в свои тайны население. Но если и жрецы не обладают всей полнотой информации? Ведь единовластные правители Иннсмаута — не они и не Марши, но те отвратные, омерзительные создания, которым иннсмаутовцы поклоняются, которым приносят кровавые жертвы, которым отдаются, идя на поводу у собственной алчности, ограниченности и малодушия.

30 июля, 1913

Я понял, о, я понял, в чем причина иннсмаутовского неистовства! Это туман — он действует на горожан столь странным образом. Они толпами покидают свои дома, чтобы нырнуть под воду и больше не вынырнуть, чтобы отправиться Й’хан-тлеи. А те, что остаются в городе, практически не похожи на людей, и даже у молодых иннсмаутовцев тела поразительно деформированы вопреки обычному протеканию иннсмаутовской болезни. Я слежу за этими тварями (нет, у меня совершенно определенно больше не повернется язык назвать их людьми) из окна верхнего этажа материного дома — я просто не могу не следить за ними. Я не могу отвести взгляд от концентрических кругов, которые образуются при погружении серо-зеленых тел. И в сложившихся обстоятельствах я принял решение как можно дольше не покидать стены дома с целью не подвергнуться губительному влиянию загадочного тумана и, по возможности, не выпускать на улицу или даже во двор свою мать, ибо я действительно боюсь потерять ее, даже если она и не мать моя уже вовсе.

1 августа, 1913