И тут случилось нечто странное, что должно было стать лишь первым из многих удивительных событий того вечера. Пока я смотрел и продолжал смотреть на эти сбивающие с толку страницы, мне показалось, что один из символов шевельнулся, совсем чуть-чуть; и когда я пристально всмотрелся в текст, стало ясно, что символы действительно двигались, пока мои глаза пробегали по строчкам — перестраиваясь очень быстро, извиваясь и скручиваясь, подобно множеству крошечных змей. Благодаря таким странным извивающимся движениям я больше не удивлялся значению этих символов, ибо они вдруг стали ясными, яркими и полными смысла, запечатлевшись в моём сознании в виде множества слов и предложений. Я понял, что действительно наткнулся на нечто очень важное.
Книга, казалось, источала невидимую ауру зла, которая сначала нервировала меня, а затем стала доставлять удовольствие, и я решил не терять времени и погрузился в работу.
Усевшись на край библиотечного стола, я разложил перед собой книгу и придвинул лампу поближе. Чувствуя комфорт от пылающего справа от меня камина, я открыл первую страницу книги и начал читать самое фантастическое, я бы даже сказал, безумное сочинение, которое мне когда-либо доводилось читать; но из-за всего этого, я не могу быть сейчас уверен в том, что действительно читал книгу, а не пребывал в состоянии безумия.
Но вот оно, почти слово в слово, каким я его так отчётливо помню:
Тот, кто завладеет этой книгой, должен быть предупреждён, и данное Предисловие должно служить этой цели. Обладатель этой книги должен быть мудр, чтобы бежать от неё — но не сможет. Его любопытство уже возбуждено, и, читая даже эти несколько предостерегающих слов, он не удержится от дальнейшего чтения; а продолжая дальше, он будет запутан, станет частью заговора и слишком поздно поймёт, что остаётся только одна печальная альтернатива — побег.
Таково ужасное проклятие этой книги. Но как Они должны смеяться от радости!
Знайте же, кто прочтёт это, что я, Тлавиир из Вурла, настоящим подписываюсь под историей и происхождением сей книги, чтобы все люди во все грядущие времена могли тщательно обдумать её содержание, прежде чем поддаться любопытству, присущему всем людям во Вселенной. У меня не было такого предупреждения, и по причине моей глупости мне суждено быть первым хранителем. Я сам ещё не знаю, что это может означать, ибо, как бы я ни старался, я не могу забыть своего друга Катульна, который, сам того не ведая, запустил этот ужасный план богов, и то, какая судьба его ожидала.
Катульн всегда был загадкой для тех, кто его знал, за исключением, пожалуй, меня. Даже в детстве он проявлял ненасытное любопытство к тем глубоким тайнам времени и пространства, которые, как говорили мудрецы Вурла, не должны были знать или искать простые люди.
Катульн не мог понять, почему всё должно быть именно так.
Мы вместе выросли и вместе поступили в университет, и там Катульн стал таким страстным учеником в науках, особенно в сложной математике, что постоянно удивлял профессоров.
Мы вместе покинули университет, я — чтобы продолжить дело своего отца, а Катульн, получив должность ассистента профессора, продолжил некоторые свои занятия.
Я никогда не мог понять, почему он доверял мне, как никому другому, разве только потому, что я слушал его теории с истинной серьёзностью. Я был очарован некоторыми его мыслями. Тем не менее, я не могу не признать, что временами его голос звучал довольно дико.
— Вот мы здесь, — говорил он с трепетом, — крошечные пылинки на поверхности планеты Вурл, в глубине двадцать третьей туманности. Великие учёные говорили нам об этом так же, как и о нашем нынешнем местонахождении. Но какова наша цель — конечная? Здесь у нас есть наша вращающаяся планета, наша вращающаяся система, наша дрейфующая туманность — но одна из миллионов, что движутся, образуя то, что мы называем Вселенной, Вселенной, о которой мы должны сказать то, что это всего лишь частица, несущаяся вперёд с другими частицами — куда? и к какой судьбе? и с какой целью?… Пожалуй, следует говорить: для чьей цели?
И мы никогда не узнаем, должны ли мы всегда оставаться прикованными к этой жалкой маленькой планете? Я не думаю, Тлавиир. Человек за миллион лет может покорить звёзды. Но это произойдёт не при моей жизни; и я не могу ждать; и кроме того, моя жажда больше, чем простое владение звёздами. Послушай, Тлавиир: представь себе, что можно найти способ проецировать себя не среди звезд, а за их пределы — за пределы космической сферы звёзд! Достичь точки, полностью находящейся снаружи… оттуда наблюдать за работой космической пыли в потоке времени. В конце концов, времени ведь нет, не так ли? Разве пространство и время не должны быть одним и тем же, сосуществовать и соотноситься друг с другом? Разве ты не видишь? И проецировать своё «я», за пределы пространства — разве это не стало бы реализацией нашего хвалёного бессмертия? И будь уверен, выход есть.