Вселенная неудачников

В прошлом по большому счёту я был никем, но имел шансы стать кем-то.

Здесь у меня таких шансов не было.

Носитель непонятного продвинутым потомкам «феномена», человек, отставший от развития цивилизации на несколько тысячелетий… В том гипотетическом случае, если мне удастся выбраться из «застенков» СБА, вписаться в новый мир у меня вряд ли получится.

Нужны ли им журналисты? И сохранилась ли эта профессия до сих пор?

Дико хотелось курить.

И напиться.

Однако жидкость, в которую потомки погрузили моё тело, была хоть и питательной, но не алкогольной.

ГЛАВА 2

После завтрака мы с Виолой направили свои стопы в спортзал.

Потомки следили, чтобы я пребывал в хорошей форме. Наверное, так им проще ставить свои опыты.

Беговая дорожка будущего — это просто движущийся кусок пола, ничем более не примечательный. Стена перед бегущим выдает скорость движения и время, затраченное на тренировку.

И всё.

Никакого голографического леса вокруг, никакой способствующей бегу музыки, никакого виртуального ветра в лицо… Пока ни одна из технологий будущего меня особенно не впечатлила. Ну, кроме той, при помощи которой меня чёртовы потомки в это самое будущее выдернули.

Правда, не уверен, справедливо ли называть их потомками. Детей в двадцать первом веке у меня не было. Насколько я знаю.

Народу в спортзале было не много.

То ли они его специально для меня освобождают, то ли все сотрудники СБА находятся в такой феноменальной исключительной форме, что ежедневные утренние тренировки им попросту не нужны.

Двое бегали у противоположной стены. Один лежал на полу и отжимался. Судя по напряженному лицу, струящемуся по нему поту и неимоверным усилиям, которые он прикладывал к упражнению, отжимался он при повышенной гравитации. Навскидку я установил бы уровень в 4 G.

Моя дневная норма — два километра. За то время, которое мне потребовалось на преодоление обычной дистанции, Виола на соседней дорожке успела в полтора раза больше.

В первые дни мне было стыдно от осознания того факта, что женщина может дать мне такую фору.

Потом я привык.

Виола — в первую очередь сотрудник СБА. И только потом — моя сиделка. А в СБА кого попало не набирают.

Тяжелее всего мне было мириться с отсутствием сигарет. На физическом уровне у меня не было никакой потребности курить, местные ученые постарались. Но психологическая тяга осталась, и с ней никто ничего сделать не мог.

Потому что мой мозг вмешательству извне не поддавался.

Особенно сильно мне хотелось курить после душа, который следовал за физическими упражнениями. И всякий раз после еды. И перед сном.

И конечно же после секса.

После физических упражнений мы с Виолой принимали душ вместе. И, как вы понимаете, при этом мы не только мылись.

Это была не моя идея и не её. Просто очередная прописанная мне медицинская процедура. Ничего личного, так сказать.

Чистый бизнес.

Подопытному кролику должно быть комфортно.

Подопытный кролик должен быть удовлетворён.

Подопытный кролик — это я.

Впрочем, как я уже упоминал, Виола была девушкой симпатичной, и против таких процедур я не возражал.

Остальное было гораздо неприятнее.

* * *

На тихоокеанской платформе я пробыл всего два дня, и эти два дня со мной никто больше не разговаривал.

Через несколько часов после беседы с профессором Мартинесом меня вытащили из ванны, помыли под душем, выдали комплект одежды и препроводили в комнату, убранством ничуть не отличавшуюся от той, в которой меня держали в Белизе.

Потом появились хмурые ребята из СБА.

Я думал, они меня опять вырубят и в следующий раз я приду в себя только в какой-нибудь секретной лаборатории Службы Безопасности Альянса, причем не было никакой гарантии, что мне не придётся продолжить свое существование разобранным на кусочки.

Вдруг местные ученые решат, что им будет гораздо проще ковыряться в моём мозге, если он будет пребывать вне моей черепной коробки?

Но на этот раз обошлось.

Эсбэшники были молчаливы, но вежливы.

По длинным серым коридорам они препроводили меня на посадочную площадку. Перед посадкой в флаер мне даже мельком удалось увидеть солнце и кусок океана. Океан за это время изменился не сильно.

Окна флаера оказались затонированы в лучших традициях российской братвы середины девяностых годов. «Чисто чтобы солнце фильтровать».

То есть они были фактически непрозрачными, и поглазеть в окно мне не удалось. Впрочем, полёт был очень недолгим — похоже, флаер передвигался с весьма приличной скоростью.

Меня сопровождали трое эсбэшников — двое сидели по бокам, один на откидном сиденье прямо передо мной. У всех троих были скучающие лица профессионалов, выполняющих дело, их ранга совершенно недостойное. Всё равно как если заставить академика таблицу умножения школьникам объяснять.

Полёт закончился в закрытом помещении. Красной дорожки, оркестра и почётного караула почему-то на месте не оказалось. Торжественную встречу обеспечивали всего несколько человек, которые препроводили меня в очередную камеру без окон.

Правда, к этой камере были пристроены уборная и душевая.

А ещё в камере были небольшой стол и два стула.

В общем, чуть побогаче с мебелью, нежели в Белизе.