Вселенная отличников

Видимо, дело в том, что с утра лишний посадочный билет нашелся у одного из моих коллег, потому я и проскочил пункт пропуска пассажиров, не заметив. А вот теперь дородные тетки меня тормознули, потребовав билет. Билета, понятное дело, в карманах не нашлось, так что пришлось возвращаться к кассам и там покупать. В остальном, все вокруг показалось вроде как привычным. Точнее, я в этот раз не стал удивляться тому, чему удивлялся утром, а вот «цензору» по-прежнему не нравилось очень многое.

Ну вот я и добрался, таки, до дома. Внутреннего критика опять поразило убожество антуража. Одно дело – воспоминания и совсем другое, когда ты все это лицезреешь «в живую». Неприятный осадок оставили и грязный подъезд с облупленными стенами и древняя входная дверь с кучей звонков и провонявший черт знает чем коридор нашей коммуналки. Откуда то я доподлинно знал: можно жить гораздо, просто таки бесконечно комфортабельнее!

К входной двери подошел один из ключей на связке, что все это время ждала своего часа в кармане брюк. Другой ключ оказался от комнаты, в наше, так сказать, обособленное подразделение коммуналки. Вторая комната являлась смежной. Она то и была моей.

Воспоминания обо всем, что мне необходимо для попадания домой, приходили сами собой. Для того, чтобы они проявились на поверхности сознания, достаточно было просто следовать по маршруту, который я совсем недавно вспомнил. Именно так пришли знания и про дорогу по московским дворам и про нужные повороты на этом пути и про нахождение дома и про то, какой именно подъезд мне нужен.

Воспоминания про этаж, номер квартиры и расположение нужной мне двери непосредственно в самом коридоре коммуналки всплыли еще раньше, так что здесь также проблем не возникло.

На фоне дикой неустроенности коммунального быта, наше с мамой и бабушкой жилье показалось даже уютным. Старинные обои, старинная мебель, старинные фотографии на стенах в старинных деревянных рамках, старинные ковры на дощатом полу – вместе все это создавало непередаваемый антураж покоя и какого-то дореволюционного уюта. Очень в тему в центре первой комнаты располагался круглый деревянный стол, посередине которого на узорчатой белой салфетке стоял великолепный, атмосферный просто таки до мурашек самовар.

На звук отпираемой двери из смежной комнаты вышла бабушка, Пелагея Николаевна. Ну, или просто баба Поля. В памяти всплыло, что, когда я в отъезде, она спит в моей комнате. В обычное же время они с мамой живут в «гостиной».

Бабушка тоже показалась очень теплой, очень, в своем роде, старорежимной со своими интеллигентскими очками, откинутыми на лоб, собранными в пучок седыми волосами и всепонимающим взглядом школьной учительницы.

Образ довершал наброшенный на плечи теплый пуховый платок. В кубатуру представшей передо мной комнаты она вписывалась идеально. Если бы нашелся, вдруг, художник, который рискнул бы запечатлеть в масле данный интерьер, ему, если бы моей реальной бабушки в наличии не обнаружилось, пришлось бы, наверное, приглашать со стороны другую атмосферную старушку, чтобы позировала для типажа – настолько органично и уместно моя задушевная родственница здесь смотрелась.

Помимо воли, накатило острейшее желание почувствовать глубокую родственную связь с этой добрейшей на вид женщиной. Так хотелось обнять бабушку, прижать к груди, а потом усесться вместе за самовар, затеять древнее таинство чаепития и под долгий неспешный разговор по душам растворить во вселенском ничто все тревоги и заботы, что обуревают мой мятущийся дух.

И чтобы навсегда постигла любые химеры беспокойного разума участь сахара, растворяющегося без остатка в чашке крепкого чая.

Аминь!

Окунуться в родственную теплоту и близость захотелось в тот момент до безумия. Нырнуть, как в омут с головой, доплыть до самого дна и остаться навсегда в океане вселенской любви, непрерывно, как солнышко, излучаемой живыми прародительницами. А потом всплыть на поверхность и зажить спокойной размеренной жизнью московского инженера. Подыскать невесту, благо, незамужних девушек и женщин вокруг тьма тьмущая, жениться, родить детей, сделать карьеру в институте.

Каким близким, только руку протянуть, каким невыносимо притягательным казался мне в тот момент этот план на предстоящую жизнь. Вот только … Что-то внутри меня совершенно определенно знало: это не моя жизнь и к данной конкретной семье я, Александр Владимирович Соколов, не имею ни малейшего отношения.

Или, все-таки, имею? А если не имею отношения я, то кто тогда имеет? И почему все вокруг меня узнают?