Эта мысль вызывает какой-то внутренний протест, вызывает ощущение неправильности и несправедливости исходной формулировки понятия контакта. Причиной этого дискомфорта является, как кажется, безличность, или, точнее, бездушие формулы, отсутствие в ней каких-либо морально-этических критериев, явно необходимых в любых определениях, относящихся к живым системам. Ведь согласно приведенному определению и громкий скандал, и разбойничье нападение, и мировая война могут считаться контактами.
Для исключения этого введем в формулировку контакта компонент, учитывающий как раз то обстоятельство, что рассмотрению подлежат живые системы, существование которых не должно нарушаться процедурой контакта. Следовательно, определение понятия контакта в третьем приближении может звучать так «контакт между системами, или формами жизни, или цивилизациями можно определить как ненарушающее целостность систем и окружающей их среды стремление… и т. д.» В этом определении, наверное, также немало подводных камней, но в этом приближении оно обладает полнотой, необходимой для целей дальнейшего рассмотрения.
Тем не менее в этом определении, как, впрочем, и в предыдущих, остается открытым вопрос о разумности сторон, вступающих в контакт, то есть о разумности самого контакта, что, собственно, и может явиться предметом решительных возражений против этих формулировок. Действительно, вот вы видите птицу, стучащую клювом в ваше окно. Она неразумна — так, одни рефлексы, — сомнений же в вашем разуме не может быть никаких. Вы разумны априорно, по определению: Гомо Сапиенс, Человек Разумный. Имеет ли место контакт в этом случае? Согласно твердо и раз и навсегда установленным теориям современной науки — нет; в соответствии с третьим приближением — да. Для того чтобы решить этот вопрос, необходимо хоть как-то разобраться в самом понятии разума, определить демаркационную линию, проходящую через живой мир. Собственно говоря, эта проблема давно уже решена: человек значит сапиенс, остальные — нет. Истинно и справедливо ли такое деление? Как оно возникло? На заре своей истории человек мало чем выделялся из животного мира. Он сражался с хищниками, убивая их и погибая сам от их зубов и когтей, охотился за добычей, которая служила ему пищей. В те далекие времена еще, быть может, только начинало возводиться громоздкое здание морали удивительной конструкции, которой при всей своей красоте, грандиозности и сложности построено на песке необязательности и зияет прорехами непоследовательности.
Один из этических кризисов, вызванных общей непоследовательностью моральной конструкции, возник именно тогда, когда человек, назвав животных «братьями своими меньшими», тем не менее продолжал этих своих братьев убивать и поедать. Возникла необходимость в идеологическом и моральном самооправдании, поскольку альтернатива, предполагающая отказ от мяса, не могла быть реализована в связи с национальными традициями многих народов. Дополнительным доводом является мнение диетологов о мясе как «основном источнике полноценных белков и о невозможности найти им полноценную замену». Следует, однако, заметить, что некоторые народы — в основном азиатские практически не употребляют в пищу мяса, о приемлемости чего, как и о движении вегетарианцев, уже на протяжении многих десятилетий идут нескончаемые споры.
Для оправдания своей двойной морали по отношению к «братьям меньшим» человеком был выбран другой путь — более привычный путь субъективизма по отношению к своей жертве, ее унижении, в оправдании любого насилия — как физического, так и морального, — своим превосходством над жертвой этого насилия. Благородные римляне считали все прочие народы варварами, крестоносцы шли покорять неверных, вся идеология колонизаторов была построена на презумпции неполноценности туземцев. Те же корни питали и достигший поистине апокалиптической мерзости и злодейства фашизм.
И совсем не в том дело, что истинные причины всех раздоров, войн и насилия были совсем другими. Важным было и остается оправдание собственной гнусности в глазах окружающих и, что, наверное, еще более важно, — в своих. И придумывали, и убеждали и себя и других в том, что варвары — грязные, что мусульмане — нечестивцы, а христиане — праведны, что арийцы имеют право на жизнь, а унтерменши — нет и т. д. и т. п.
Та же самая логика является базисной и определяющей отношения человека с животными, и венцом теоретических изысканий, обосновывающих немыслимое превосходство человека, стало учение И. П. Павлова.
Ко времени оформления этого учения в единую систему накопилось очень много факторов чрезвычайно сложного поведения животных, и человечество, к тому времени достигшее таких моральных высот, которые заставили его относиться с отвращением к каннибализму, желало научно убедиться, что гастрономические отношения с животным миром не являются некоторой разновидностью этого, уже преодоленного каннибализма.