Макки знал, что может последовать за этим высказыванием: нанятые оперативные сотрудники; гигантские суммы, потраченные на взятки и подкуп; заверенные врачами соглашения; договоры, разнесенные средствами массовой информации; россказни о том, как правительство третировало добрую и гордую женщину, а затем воззвание к справедливости и попытки оправдать – но что? Насилие против него лично? Нет, едва ли, Макки так не думал. Более вероятно, что его попытаются дискредитировать, приписать ему какое-то преступное деяние.
Размышляя обо всем этом, Макки вдруг удивился: зачем он подвергает себя такой опасности? Зачем выбрал службу в Бюро?
Сейчас Бюро предстояло вынести на своих плечах из беды почти всю сознающую вселенную. Это был тяжкий груз и очень хрупкий – испуганный, но и сам внушающий страх. Этот страх, ухватив душу Макки своими когтями, не желал его отпускать.
– Согласен, наши полномочия не безграничны, – прорычал Макки, – но я сомневаюсь, что вы когда-либо испытаете их на себе в полной мере. Итак, что здесь происходит?
– Вы не полицейский агент? – возмущенно крикнула Эбниз.
– Наверно, мне стоит вызвать полицию, – произнес Макки.
– На каком основании? – она победно улыбнулась. Она могла делать с ним все, что хотела, и прекрасно это знала. Ее адвокаты разъяснили ей суть пункта из статей Конфедерации сознающих:
– Ваши действия повлекут смерть этого калебана, – сказал Макки. Он не слишком уповал на этот аргумент, но он позволял выиграть время.
– Вам придется доказать, что концепция калебанов о разрыве непрерывности идентична концепции смерти, – возразила Эбниз. – Но вы не сможете этого сделать, потому что это неправда. Зачем вы вмешиваетесь? Это всего лишь безвредная игра двух дееспособных…
– Это нечто большее, чем игра, – перебил Эбниз калебан.
– Фэнни Мэй! – прикрикнула на него Эбниз. – Ты не можешь встревать в разговор! Это противоречит нашему соглашению.
Макки тупо уставился в том направлении, где угадывалось
– Различение конфликта между идеалами и устройством государства, – рассудительно произнес калебан.
– Именно, именно! – поддержала его Эбниз. – Меня уверили в том, что калебаны не испытывают боль, что у них нет даже определения для понятия боли. Если мне доставляет удовольствие постановка воображаемого бичевания и наблюдение реакции…
– Вы уверены, что Фэнни Мэй не страдает от боли? – спросил Макки.
По лицу Эбниз снова пробежала самодовольная улыбка.
– Я ни разу не видела ее страдающей от боли, а вы?
– Вы вообще видели, как она что-то делает?
– Я видела, как она приходит и уходит.
– Ты страдаешь от боли, Фэнни Мэй? – спросил Макки.
– У меня нет точки отсчета для суждения об этом понятии, – ответил калебан.
– Бичевания могут приблизить окончательный разрыв непрерывности? – Макки попытался зайти с другой стороны.
– Объясни «приблизить», – попросил калебан.
– Существует ли связь между бичеваниями и окончательным разрывом твоей непрерывности?
– Тотальные универсальные связи включают в себя все без исключения события, – невозмутимо ответил калебан.
– Я хорошо оплачиваю свою игру, – заговорила Эбниз. – Перестаньте вмешиваться, Макки.
– Как вы платите Фэнни Мэй?
– Это не ваше дело.
– Нет, это как раз мое дело, – сказал Макки. – Фэнни Мэй?
– Не отвечай ему! – крикнула Эбниз.
– Я ведь могу вызвать полицию и сотрудников свободного суда.
– Можете вызывать кого угодно, – на лице Эбниз снова появилась издевательская усмешка. – Вы, конечно, готовы ответить в суде на обвинение в воспрепятствовании осуществлению открытого соглашения между дееспособными представителями двух сознающих биологических видов?