Казалось бы, здесь нет проблемы, нужно только принять соответствующий закон или издать распоряжение. Но это только с первого взгляда. На самом же деле задача ограничения и контроля научных исследований чрезвычайно сложна. Прежде всего потому, что мы живем в разобщенном, раздираемом противоречиями мире. Конечно, соглашения возможны и в этом случае. Вспомним, например, о заключенном, по инициативе нашей страны, договоре о запрете испытаний атомного оружия в воздухе и в космическом пространстве.
Еще одна трудность связана с тем, что научно-технический прогресс делает невозможным полный запрет и необходимую для этого полную изоляцию какой-либо области знания. Рано или поздно неизбежно обнаружатся неожиданные, достаточно простые для осуществления и неподдающиеся контролю выходы в эту область. У американского писателя-фантаста Айзека Азимова есть рассказ о том, как строго охранявшееся направление исследований, грозивших человечеству неисчислимыми социальными и психологическими катаклизмами, оставалось запретным лишь до тех пор, пока открытия в смежных науках не привели к тому, что запрещенные исследования стало возможным проводить в домашних условиях, с помощью обычных бытовых приборов, которые продаются в любом магазине. Мораль этого замечательного рассказа в том, что люди должны с большим вниманием присматриваться к так называемым «чисто научным» разработкам.
Как остроумно заметил однажды Д. И. Блохинцев, «чистая наука» — это волшебная курочка, несущая для нас золотые яйца, некоторые из которых, однако, начинены динамитом.
Абсолютно безвредной науки не бывает. Используя ее достижения, мы каждый раз должны чем-то поступиться, пожертвовать менее важным в пользу более существенного и перспективного. Строительство гидростанций связано с затоплением земель, а создание атомных электростанций требует затрат на защиту окружающей среды от радиоактивных излучений, создания специальных «могильников» для захоронения радиоактивных шлаков. Скоростные воздушные лайнеры, за считанные часы переносящие нас с одного края страны в другой, сжигают массу атмосферного кислорода, а их шум мало приятен жителям поселков вблизи аэродромов. И так далее.
В повести писателей А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу» рассказывается о неком выдающемся ученом Саваофе Бааловиче Одина, который вывел и решил Уравнения Высшего Совершенства и мог бы стать богом: он обрел способность удовлетворить любое желание и совершить любое чудо. Однако на деле он был беспомощным, поскольку Уравнения имели решения при обязательном граничном условии: выполнение желания не должно причинять вреда ни одному разумному существу во всей Вселенной. А это было невозможно.
Итак, мы видим, что при соответствующем контроле «чистая наука» не только очень прибыльный для общества, но и необходимый вид человеческой деятельности. Общество всегда будет поддерживать исследования новых фундаментальных законов природы. Однако не наступит ли время, когда все законы будут открыты и наука прекратит свое существование, поскольку нечего будет изучать?
Когда откроют все законы
Есть ученые, которые считают, что такое время может наступить. Например, по мнению Фейнмана, может случиться, что мы будем иметь ответ сначала на 99% вопросов, а затем на 99,99%, после чего исследования потеряют свой смысл, так как мы будем знать практически все. Такого же мнения придерживался недавно умерший советский физик А. С. Компанеец. В своей книге «Может ли окончиться физическая наука» он обосновывал это тем, что число различных видов взаимодействий в физике конечно, по крайней мере для двух из них, для электромагнитного и гравитационного (а теперь можно добавить, что и для слабого распадного), созданы точные, согласующиеся с экспериментом теории. Нет оснований сомневаться, что такие теории вскоре будут разработаны и для остальных взаимодействий. И тогда физики смогут объяснить и рассчитать любое явление природы, подобно тому как, например, ученые-механики используют давно открытые законы Ньютона для конструирования и расчета разнообразных механизмов. Никаких тебе тайн и загадок!
С такими утверждениями никак нельзя согласиться. Ученым уже не раз казалось, что они почти достигли полного понимания законов природы, когда неясности оставались лишь в деталях. Но каждый раз получалось так, что избавиться от этого «почти» и создать совершенно законченную и абсолютно непротиворечивую теорию никак не удавалось. Всегда оставались вопросы, которые упорно не находили ответа. Они превращались в парадоксы, в проблемы, и в конечном счете отсюда возникала новая теория. Так, в самом конце уходившего в историю XIX века Филипп Жолли, учитель Макса Планка, наставлял своего ученика:
— Конечно, в том или ином уголке еще можно заметить или удалить пылинку, но система, как целое, стоит прочно, и теоретическая физика заметно приближается к той степени совершенства, каким уже столетия обладает геометрия. Поэтому едва ли стоит посвящать жизнь и тратить силы на завершение практически уже написанной картины.