По сути, Нагарджуна и Чандракирти утверждают следующее: когда речь идет о повседневном мире эмпирического опыта и если при этом мы не приписываем вещам независимого, подлинного самобытия, то понятия причинности, тождества и различия, а также все принципы логики остаются незыблемыми. Тем не менее их достоверность ограничена сферой относительной, условной истины. Попытка обосновать такие понятия, как тождественность, существование и причинность, в сфере объективного и независимого бытия представляет собой нарушение общепризнанных границ логики и языка. Нет нужды постулировать существование объективного, независимого самобытия вещей, поскольку даже из простого внешнего их наблюдения мы можем усмотреть здравые и упорядоченные основания реальности, что позволяет не только понять их повседневное функционирование, но и создать прочную основу для морали и духовной деятельности. Мир, согласно философии пустотности, представляет собой сложный рисунок, состоящий из взаимозависимо возникающих и связанных между собой реальностей, в котором взаимозависимые причины порождают взаимозависимые последствия на основе взаимозависимых законов причинности. А потому все мысли и поступки, совершаемые нами в жизни, очень важны: они воздействуют на все, с чем мы так или иначе связаны.
Парадоксальная природа реальности, раскрываемая буддийской философией пустотности и современной физикой, заставляет задуматься о границах человеческого познания. Суть проблемы сводится к вопросу, задаваемому с эпистемологической точки зрения: каким образом наше концептуальное понимание реальности соотносится с ней самой? Буддийские философы — основатели учения о пустотности не только развили и довели до совершенства понимание мира, основанное на устранении глубоко укоренившейся привычки рассматривать реальность как состоящую из объективно реальных атомов, но также старались соединить это понимание со своей повседневной жизнью. Буддийское решение этого кажущегося противоречия состоит в создании учения о двух истинах. Современным физикам также предстоит разработать такую теорию познания, которая позволит проложить мост от картины мира, создаваемой классической физикой и опытом повседневного восприятия, к миру квантовой механики. Пока что лично я не имею представления, как можно применить буддийскую теорию двух истин к решению проблем современной физики. В своей основе философская проблема, поставленная перед физиками открытиями в области квантовой механики, сводится к тому, приемлемо ли вообще представление о материи как о состоящей из мельчайших, но в абсолютном смысле реальных частиц. Буддийская философия пустотности в этом плане может предложить непротиворечивую модель понимания реальности как не имеющей в окончательном смысле собственной независимой сути. Окажется ли это полезным — покажет время.
4. Теория Большого взрыва и буддийский безначальный космос
Кто не испытывал чувства изумления, разглядывая безоблачной ночью глубину неба, наполненную бесчисленными мерцающими звездами? И кто при этом не задавался вопросом о том, существует ли и там разумная жизнь? Кто не спрашивал самого себя, является ли наша планета единственным обитаемым местом во Вселенной? На мой взгляд, такие вопросы ставит сама природная любознательность, свойственная человеческому разуму. Попытки найти ответы на них делались на протяжении всей истории человеческой цивилизации. Одним из величайших достижений современной науки является то, что она как никогда прежде приблизила нас к пониманию условий и причин протекания сложнейших процессов, лежащих в основе возникновения Вселенной.
Как и в большинстве древних культур, в Тибете была создана сложная астрологическая система, включающая элементы, которые ныне можно было бы отнести к разряду астрономических знаний, а потому в тибетском языке существуют названия для многих из видимых невооруженным глазом звезд. Уже в древние времена в Индии и Тибете люди научились на основе астрономических наблюдений с высокой степенью точности предсказывать лунные и солнечные затмения. В детстве я провел много ночей, разглядывая небо в телескоп и изучая форму и названия созвездий.
Я помню свою радость, которую испытал при первом посещении настоящей астрономической обсерватории в Дели и планетария Бирла. В 1973 г., во время первого приезда на Запад, я был приглашен Кембриджским университетом Англии прочесть лекции в «Доме сената» и на факультете богословия. Когда вице-канцлер спросил меня, что мне особенно хотелось бы посмотреть в Кембридже, я без колебаний ответил, что прежде всего желал бы посетить знаменитый радиотелескоп на кафедре астрономии.