Вселенская пьеса

Что за меры звездолет хотел применить к людям, мы так и не узнали. Ученые не стали рисковать, просвечивали меня, делали снимки, созывали консилиумы и снова делали снимки.

Звездолет не позволял фотографировать себя изнутри, Родеррик мог пронести видеокамеру на корабль, мог даже снимать, но, выходя, он выносил с собой чистую пленку. Ни профессор, ни я не смогли рассказать ученым, какие приборы находятся внутри корабля. Я знал, где они расположены, знал принцип их действия, но странным образом не мог выразить свои мысли и знания словами. Родеррик же просто-напросто не знал, где они находятся - механика корабля не входила в сферу его знаний. Мы могли лишь примерно описать корабль и его внутреннюю конструкцию. Две палубы - верхняя и нижняя. На верхней находятся каюты для экипажа, медицинский блок, в котором разобраться мы даже не пытались, капитанская рубка - большое помещение в носовой части прямо под обшивкой с четырьмя креслами для двух пилотов, капитана и навигатора. На нижней палубе находились орудийные отсеки и механические блоки, где располагались двигатели корабля. Корабль был биологическим и двигатели его работали на биологическом топливе. Единственное, что я смог сказать ученым - корабль похож на живое существо, а его двигатели походили на кишечник, в котором жили разлагающие вещества микроорганизмы, способные так же спокойно утилизировать как воду, так и человеческое тело. Все подступы к двигателям были увиты сплетениями проводов и всячески изогнутыми трубопроводами разного диаметра. Материалы, из которых состояло все на корабле, не подлежали классификации. Звездолет был для нас полной загадкой, оставалось лишь попытаться извлечь из нее выгоду.

Каждое утро я просыпался с новой информацией, усталый, словно не спал вовсе, с пульсирующей болью в висках и огнем в плече. Обо всем я говорил врачам, пытался помочь им, как мог, но мы так и не выяснили ничего толкового. ТУС уже через неделю врос в мое тело, переплелся с мышцами, цепляясь за них микро-крючками.

Природу моих снов и умений при желании читать чужие мысли, о которых я узнал почти сразу, случайно заглянув в голову к одному из медиков, врачи объяснять не взялись, сославшись на ТУСа, охарактеризовав его как часть инопланетного корабля, работающую на посылание и прием сигналов.

По истечении месяца меня оставили в покое. Было ясно, что ТУС в плече не убьет меня, что корабль признал меня капитаном и ждет дальнейших указаний. Как-то вечером я сидел на теплом, нагретом солнцем асфальте около корабля и курил. Тихо гудела в голове боль, вполне сносно - легкая тяжесть. Солнце уже скрылось за холмами, по небу, расчертив сероватый купол, пролетел самолет. След от его двигателей выгнулся дугой, поймал розовый отсвет, стекший по его краю к горизонту. Я смотрел на закат, пытаясь отдохнуть от странных событий и бесконечного потока информации, от косых взглядов и постоянного надзора. Я утратил свободу на Земле и, вздумай сейчас пойти пройтись в пустыню, окружившую базу, за мной бы немедленно бросилось двое военных, а через несколько минут группа охраны на паре джипов догнала бы меня, усадила на переднее сидение и возвратила обратно. Еще бы и выговор сделали за халатность.

-Ты вот говоришь мне, что готов, - сказал я, обращаясь к кораблю, - но я ведь даже не знаю, откуда ты взялся и зачем ищешь поддержки на Земле. Не знаю, что ждет людей там, в далеком космосе...

Свобода, - прошелестел у меня в голове голос корабля, будя головную боль, которая тут же усилилась.

Я удивленно посмотрел на корабль. Никогда еще он не отвечал на мои вопросы, заданные вслух.

-Сколько человек должно быть в твоем экипаже? - швырнув в сторону сигарету и встав, спросил я.

Восемнадцать, включая капитана для экспедиционного корабля.

Боль закружила хоровод пятен перед глазами. Я сел.

-Почему мне так плохо, когда ты говоришь со мной?

Не знаю.

Несколько минут я сидел молча, положив голову на подтянутые к груди колени, потом боль немного ослабла и я снова спросил:

-Кто должен входить в экипаж?

Капитан, навигатор, два пилота, три врача, шесть членов абордажной команды, четыре механика, специалист по контактам.

И снова я сидел молча, пережидая, когда затихнет голос корабля, переросший в уничтожающий разум грохот. Когда боль немного утихла, корабль вновь заговорил в моей голове:

Капитан, ты должен дать мне имя. Новый капитан, новое имя.

- Я уже дал тебе имя, - прошептал я, глядя полуприкрытыми глазами на парящую над холмами одиноко птицу. - Я дал тебе имя Ворон.

-Где мы найдем столько камикадзе? - взревел командующий базы Артур Торн, упершись взглядом маленьких глазок в Родеррика. - Еще шестнадцать человек добровольцев! И это в том случае, если ваша адская машина никого больше не убьет!