Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— Постой, Доров, не нервничай. Не цепной пес, чтобы лаять, уймись. Оставь дела профессионалам, — он не весел хмыкнул, с легким шорохам роясь в карманах. — Да уж, неожиданный поворот сюжета вышел, — продолжал он в полголоса. — Кто бы мог подумать, что за нами типексы увяжутся. И ведь я знал, что они стаями охотятся, но когда высыпали на поляну, уже ничего не смог сделать. Черт, как повезло, что ты был на дереве…

Он щелкнул и узкий лучик фонарика яростно прочертил темноту и уперся в кору.

— Откуда? — обалдел я.

— Протащил через сканеры, — пояснил Яр и значительно убавил мощности. Это правильно, мы на дереве как на маяке, как бы на этот лучик не пришел кто-то погреться.

Полковник быстро мазанул голубоватым пятном по развилке, прикидывая ее размеры и свыкаясь с геометрией, потом бесцеремонно перевел луч мне на лицо. Снова выругался, но уже по другому. Посветил вдоль ветвей, откуда рыкнула мэйская кошка. Присвистнул.

— Даже знать не хочу, как тебе удалось надеть на нее ошейник, и не рассказывай мне, для чего ты просто ее не пристрелил, — потребовал Тверской. — Доров, какого черта было так рисковать?!

— Поверь мне, я не рисковал, — проворчал я. — Когда она сюда сунулась, я спросонья приложил ее прикладом, и поверь, у меня в этом деле уже практика ого-го.

— В каком деле, — не понял полковник, пристраиваясь рядом со мной и жестом показывая, чтобы я ему предъявил израненную спину.

— В деле быстрого реагирования на появляющиеся на этом дереве рожи, — кривясь, я расстегнул комбинезон, спустил его до пояса.

— Ничего хорошего, — лишь бросив взгляд, сообщил Яр. — Сейчас промою, а то под коркой крови ничего толком не поймешь. Потом будем решать.

Я вздрогнул от его прикосновения. Руки полковника показались мне ледяными, но было понятно, что это не он замерз, а я горю.

— С таким жаром до спасения ты не дотянешь, — сообщил мне нерадостную весть Яр. — Нагрузка на сердце, почки и печень тебя убьет. Надо будет достать еще биотик…

— Думаешь, я не пробовал? — проворчал я, кусая губы.

— Расскажи мне эту захватывающую историю, — предложил полковник и он был прав, пытаясь отвлечь мои мысли. Верное решение. — Только не говори, что слез с дерева именно для этого…

— Именно для этого, — согласился я, — так что смотри, не повтори моих ошибок. Этот мир — минное поле даже для того, кто понимает что к чему…

И, кривясь и охая, прерывая рассказ, чтобы отдышаться или выругаться, я поведал ему печальную историю своего похода за добычей.

Яр тем временем тщательно промыл рваные и довольно глубокие раны, после чего оставшимися салфетками прикрыл выглядевшие особенно плохо. От этих манипуляций, от голоса живого человека рядом мне стало легче. Ночь вокруг нас было подозрительно тихой, никто не стрелял, и даже тело рептилии, валявшейся под стволом, никто не пришел есть. Изредка порыкивала мэйская кошка и, видимо, напуганные ее голосом, остальные твари старались держаться от нашей «елки» подальше. Кажется, жизнь налаживалась.

Планета Мэй. День четвертый.

Когда я проснулся, Яра в развилке не было. Он ушел, забрав мачете, автомат и три обоймы, оставив мне одну целую и полупустую. Кошка никуда не делась и внимательно наблюдала за мной, но не проявляла никаких признаков агрессии. Болела голова, температура не спала. Я лежал на боку, скрючившись, и мое тело превратилось в один сплошной сгусток боли.

Сделав несколько жадных глотков воды, я бросил мэйской кошке очередную галету и снова уснул. И, кажется, больше в себя не приходил.

Планета Мэй. День пятый.

Кошка переступала с лапы на лапу. Ее охватило волнение: короткий поводок не давал подойти и обнюхать брата. Она чувствовала себя потерянной.

Второй из ее новой стаи ушел и не вернулся. Как она не слушала, но не слышала его быстрых шагов.

Ей хотелось есть, но ни одна тварь не рисковала лезть на деревья. Днем кошка схрумкала жука, но это была ее единственная добыча за весь день.

И вот, наконец, вернулся второй из стаи. Он был грязен и зол, лез на дерево долго и с натужным сопением. Кошка знала: второй из стаи вернулся без добычи. Она чувствовал его усталость и тоску. От голода она тихо взвыла и, свернувшись клубком, уснула.

Планета Мэй. День шестой.

— Ахренеть!