Вселенский неудачник

– Взять хотя бы ваш мир, – оправдывался он. – Вы часто вините меня, жалуетесь, что я о вас забыл. Но будем откровенны: я бы сделал для вас куда больше, если бы не ваше неверие. От него у меня просто руки опускаются. Ведь, кажется, мое существование было неопровержимо доказано еще Аристотелем – и что же? Чем дальше устремляется ваша наука, тем меньше вы связываете мироздание со мной, хотя это я создал Вселенную и подчинил логике изначальный хаос!

– Может, человечеству не хватает чудес, чтобы обрести веру? – спросил я.

Чело Всевышнего омрачилось, и он неопределенно погрозил кулаком куда-то в пространство.

– Это все он, мой оппонент, его аргументы! Он отлично знает, что, требуя чудес, вы на самом деле жаждете дешевых трюков. Кстати, это он, небезызвестный всем интриган, дает вам видимость всесилия и победы над собой, поощряет в вас самодовольство и гордыню. Он же внушает, что через науку вы победите природу и станете богами. Он издевается над вами, пользуясь вашим непониманием того, что бессмертие неуклюжих белковых оболочек – не бессмертие. Марширующие, скалящиеся и шевелящие руками трупы с высохшими душами – вот чем он хочет подменить настоящую вечность!

Внезапно прервавшись, Всевышний махнул рукой, и мы вновь очутились у болота. Моя ракета, вся в тине, уже стояла на берегу, и из приоткрытого для просушки люка доносилось ворчание Мозга.

– Иди, Тит, и совершай всю роковую череду ошибок, которые превратят земную историю в фарс, – твердо сказал Всевышний.

– Может, не надо? – спросил я. – Скажите, чего мне следует избегать, и я не повторю... вернее, никогда не совершу этих ошибок!

С бесконечной грустью Всевышний покачал головой:

– Не могу...

– Послушайте... но как же? А если оставить меня здесь? – сказал я с дрожью в голосе, основательно напуганный разрушительностью своей миссии.

– И этого я не могу. Оставить тебя – все равно что, нарушив правила, украсть фигуру с шахматной доски. Подай я такой пример, мой оппонент будет просто счастлив. А теперь не отвлекай меня, надо подумать, как перенести тебя в твой мир. Это весьма непросто – даже для меня.

– А мне что делать?

– Почитай пока что-нибудь... Вот хоть это. – Господь занялся вычислениями, а мне сунул не глядя толстый глянцевый каталог, появившийся в мгновение ока на его столе.

Пролистав талмуд, я с удивлением обнаружил, что это каталог гениев, которые были классифицированы в порядке возрастания их дарования. Рядом с именем каждого помещалась объемная голографическая фотография, имелись и краткие пометки, которые делал для себя Господь.

Там я обнаружил и Пушкина, и Толстого, и Менделеева, и Ньютона с Эйнштейном, и Галилея, и Шекспира, и Чайковского, однако все они были рассеяны где-то на последних страницах. Верхние же позиции в классификации занимали некие Воротянский, Ким Ли, Брунсвель и другие, неизвестные мне.

– А кто такие Воротянский, Брунсвель, Ким Ли и Шубин-Лаптев? – спросил я.

Продолжая вычисления, Господь сказал с неохотой:

– Это гении, лучшие из лучших. К сожалению, они не реализовались. Один презрел свое дарование и стал преуспевающим чиновником, другой безнадежно влюбился, все забросил и целую жизнь пробегал за ускользающей юбкой; третий, по-моему, так и остался неграмотным, хотя я прочил его в величайшие писатели. Четвертый же... не помню уже, что с ним... Кажется, я приберегаю его до лучших времен.

Я собрался уже закрыть каталог, но внезапно с одной из страниц на меня глянуло мое собственное фото. Голова моя закружилась. Я на мгновение закрыл каталог, перевел дыхание, а потом прочитал дрожащими губами:

ТИТ ЛУКИЧ НЕВЕЗУХИН(2455—2532). Код интеллекта – 23423P-34534S. Вид рассудка: поверхностный, неуглубленный, с внезапными прозрениями. Неуправляемо деятелен. Способен формировать абсурдные обстоятельства. Усиливает отрицательную вероятность путем принятия последовательно неверных решений.

Смысл создания (дальше строка много раз перечеркнута и разобрать невозможно).

Бытийное назначение: гений нелепости.

В графах «наследственность» и «внешность» вообще стояли прочерки, и это было красноречивее любых характеристик. Ощутив в горле необыкновенную сухость, я сглотнул и, не задав ни единого вопроса, положил каталог на стол. Теперь я был убежден, что Всевышний дал мне эту книгу не случайно, тем более он сам упомянул, что случайностям в мироздании нет места. Господь на мгновение с проницательной иронией взглянул на меня и сказал:

– Я слишком долго держу фигуру в руке, не делая хода. Еще немного, и мой оппонент поднимет шум.

– Пора... возвращаться?

Всевышний кивнул: