Вселенский неудачник

Погостив немного у морских, мы отправились обратно, но заблудились в чаще и никогда не вышли бы к ракете, если бы Мыслитель, обеспокоенный нашим долгим отсутствием, не подал нам сигнал дымом. Назад вместе со мной вернулось только три Лукича — из остальных членов экспедиции двое пристали к горным, двое к морским, а еще остальные Титы затерялись где-то по дороге.

Снова потянулись месяцы. Дичь в лесу перевелась, и нам пришлось заняться корнесобирательством, рыболовством и земледелием. Наше племя Титов соединилось с несколькими соседними, постепенно начали образовываться государства, кто-то обучился плавке металлов, и теперь, расширяя пастбища и пахотные земли, мы корчевали лес железными топорами.

Как-то утром вновь объявился Брючник, предводительствовавший огромной ордой кочевых Титов, которые были вооружены луками и сидели верхом на коротконогих мохнатых лошаденках. Началось отвратительное иго, во время которого одни Лукичи наглым образом обирали и порабощали других. И порабощенным, и поработителям периодически становилось совестно, и мы прятали глаза от стыда, однако по большому счету ничего от этого не менялось.

Закончилось иго через три месяца из-за внутренней распри в кочевом племени. Брючник был убит, и кочевые отхлынули в степь.

После ига замедлившийся было технический прогресс раскочегарился с новой силой. На опушках вдоль рек вырастали деревеньки, которые постепенно увеличивались до размеров городов. Появились плотины и мосты, водопровод и канализация, из которой нечистоты сбрасывались прямо в реки, и это при том, что все Титы были самым искренним образом за экологию. Справедливо возникавший вопрос — кто же все-таки сбрасывает нечистоты? — повисал в воздухе и становился почти мистическим.

Возникшая частная собственность привела к тому, что почти все мы, хотя на словах и осуждали ее, все же на всякий случай отгородились друг от друга высокими заборами, утыканными поверху гвоздями или битым стеклом. Когда по улице проходил какой-нибудь незнакомый в этих местах Лукич, мы смотрели на него из-за своих заборов с большим подозрением. Одновременно с частной собственностью у нас появилась и своя денежная единица — титус. Вначале монеты были золотыми и серебряными, но вскоре с ростом товарообмена в ход пошли и бумажные купюры, среди которых встречались и фальшивые.

Возникли философские школы, течения и направления. Среди нас, Титов, обнаружились даже писатели, и в самое короткое время свет увидели две книги со сходным названием «Детство, отрочество и юность». Я просмотрел их мельком. В одной книге утверждалось, что в юности я был донжуаном. Согласно другой, женщины меня совсем не интересовали, а весь пыл отдан был фундаментальной науке, в которой я, впрочем, вскоре разочаровался, отчего и не получил никаких дипломов.

Но бог с ней, с литературой. В конце концов она всегда приукрашивала действительность и ничему, кроме бумаги, не вредила. Куда больше пугало меня то, что творилось с наукой. Буквально за несколько дней были повторно изобретены велосипед, пароход и автомат Калашникова. Из Лукичей-добровольцев начала формироваться регулярная армия. Ходили слухи, что гауптвахты этой армии постоянно полны, потому что упрямые Титы по-прежнему не желали повиноваться друг другу.

Кое-кто из Лукичей уже бурил землю в поисках нефти и полезных ископаемых, поговаривали даже о скором начале промышленной эры и объединении в общее государство с заморскими. В ожидании этого некоторые Титы заблаговременно стали политиками и, представляя определенные партии, выступали по вновь изобретенному телевидению. Большинство из них собирало друг на друга компромат, но, увлекаясь, они порой путались в датах и тогда выходило, что они собирают компромат сами на себя.

Наша история развивалась так быстро, что я то и дело вспоминал микросов, и мною овладевало смутное и тревожное предчувствие. Мне казалось, что мы своим бестолковым мельтешением порядком надоели Одиссее и вскоре она каким-то образом попросит нас убраться восвояси.

Так и случилось, причем даже скорее, чем я ожидал. Однажды утром я проснулся от необычной тишины. Не работало радио, не шумела водокачка, не ревели пароходы на реке. Я выскочил из дома, выглянул из-за своего утыканного гвоздями забора и увидел, что город пуст… Лукичи исчезли. Не думаю, что они погибли, — их просто не стало.

Я понял, что Одиссея утолила свое любопытство и убрала с шахматной доски все лишние фигуры. Нетерпеливое дрожание планетной коры и упавшее рядом дерево недвусмысленно дали понять, что меня больше не удерживают в гостях. Собрав в котомку провизию и необходимые вещи, я направился к ракете, которая теперь стояла на десятиметровом бетонном постаменте посреди города.