Вселенский неудачник

— Нет уж, хватит с меня местной кухни. Здесь к каждому блюду должен прилагаться пожарник.

Шутка была оценена, в темноте сверкнули ее белые зубы.

— Да, в наших блюдах многовато перца, это потому, что вода неважная, — согласилась Евпраксия. — Надеюсь, в кафе ты расплачивался наличными?

— Нет, картой, — признался я уныло.

— Ты пользовался идентификатором! Какая неосторожность! Я же присылала человека, чтобы он тебя предупредил…

Вспомнив попрошайку с птицей, я нахмурился:

— Так маг-прорицатель был от тебя?

Евпраксия посмотрела в окно, и я увидел ее точеный профиль на фоне стекла.

— Это был мой дворецкий Эдуард. А птица — его ручной гриф. Удивительно, что ты не узнал Эдуарда, ведь именно он снял тебе номер. Мне стало известно, что за тобой следят. У моего дома и у гостиницы все время вертелись какие-то странные люди. Поэтому, когда ты вдруг исчез, я поняла, что дело нечисто, — сказала она.

Неожиданно лимузин остановился. Открыв дверцу, Евпраксия вышла из него и поманила меня за собой. Оказывается, мы уже выехали из города, а я и не заметил, когда это произошло. Съехав с дороги, машина стояла невдалеке от обрыва. Шоссе отсюда не было видно, а огни далекого мегаполиса расплывались в тумане, который поднимался от океана.

— Где мы? — спросил я.

— На скалах. Слышишь, как шумит океан? В детстве мой отец, граф, часто возил меня сюда. Он любил это прекрасное место. Милый, почему ты такой кислый? Разве ты не романтик?

— По-моему, вилла — это тоже вполне романтично, — пояснил я. — Там можно отдохнуть.

— На вилле опасно. Всюду шпики, прислуга, а я хочу быть с тобой вдвоем: только ты и я. Здесь нам не помешают. Нас никто не услышит, никто не увидит.

— А твой шофер? — спросил я, косясь на силуэт на водительском сиденье.

— Ты что, милый, он же робот. Разве он нам мешает? — Евпраксия засмеялась грудным смехом, а потом вдруг прильнула ко мне, обняла, и мы упали на песок.

Потом мы сидели на краю обрыва и смотрели, как из-за горизонта, пятнами просвечивая туман, выкатываются две большие луны — белая и желтоватая.

— Милый, ты меня любишь? — промурлыкала Евпраксия.

— Угу, — честно промычал я.

— И никогда не будешь мне изменять?

— Никогда.

— И у тебя не будет от меня тайн?

— М-м… Возможно, не будет… — согласился я, не понимая, куда она клонит.

— Тогда скажи, куда ты его спрятал?

— Кого?

В голосе Евпраксии прозвучала нотка раздражения:

— Милый, не притворяйся глупеньким. Он ведь еще у тебя? Отдай его им, и нас оставят в покое.

— Я бы отдал, но не понимаю, о чем ты говоришь.

— Котик, ну не упрямься! — Она сменила тактику. — Неужели тебе нравится меня огорчать? Я говорю о той гадкой штуке, которую ты взял с зонда вместе с черным ящиком.

— А разве там было еще что-то? — наивно удивился я. Внезапно лицо Евпраксии перекосилось, стало злым и хищным, словно с него вдруг упала маска.

— Сам напросился! Отдал бы по-хорошему — остался бы жив! — прошипела она.

Прежде чем я успел удивиться резкой перемене в ее лице и голосе, в руке Евпраксии появился маленький шприц, и острая боль пронзила мое бедро. Я хотел схватить изменницу за руку, но вдруг ощутил к ней и выскочившему из машины дворецкому (за рулем, оказывается, был не андроид!) огромную симпатию и жгучее желание излить им свою душу, поделиться самыми сокровенными тайнами. От чувства любви и доверия к этим людям я едва не разрыдался. Обняв за плечи Евпраксию и дворецкого, я стал говорить им о том, что люблю их, но они слушали меня невнимательно. Дворецкий достал из багажника веревку и зачем-то стал связывать мне ноги. Я только глупо хихикал, до того это показалось мне забавным.

Привязав свободный конец веревки к бамперу машины, неудачливый маг резко толкнул меня в грудь. Я сорвался с обрыва и повис на натянувшемся канате. Раскачиваясь над каменистым берегом, я слушал, как шумит океан, и счастливо смеялся, радуясь, что мои друзья выдумали такую интересную шутку.

Дворецкий же и Евпраксия, склонившись сверху, кричали что-то, многократно задавая один и тот же вопрос. Заплетающимся от счастья языком я открывал им все свои тайны. Рассказал о пивных банках, которые воровал у брата, о том, что подсматривал в школьной раздевалке за девочками, и даже о том, что в институте тайком поставил себе в зачетку пересдачу за второй курс, подделав подпись преподавателя. Я рассказывал и чувствовал себя словно грешник на исповеди, одновременно и стыдясь и радуясь, что делюсь самым сокровенным. Мне казалось, что, открывая свои тайны, я очищаюсь, становлюсь достойным этих чудесных, святых людей.

Внезапно Евпраксия прервала мою исповедь, велев заткнуться. От огорчения, что мне не дали рассказать, как я украл из супермаркета кулек с сушками, я едва не заплакал, но тут услышал, как, повернувшись к дворецкому, Евпраксия сказала:

— Он ничего не знает. После двойной дозы сыворотки он бы уже раскололся. Нужно сообщить начальству, что с самого начала мы отрабатывали тупиковую версию.

— Эльза, а с ним что делать? Кончать? — спросил дворецкий.

Та, кого я знал как Евпраксию, утвердительно кивнула: