Вселенский неудачник

— Прости, Тит, я был несправедлив. Обрушившись на тебя за то, чего ты еще не совершил, я нарушил этическую зависимость между грехом и наказанием за него. К тому же данный случай особый. На самом деле не ты, а я виноват во всем. Ты — мой просчет, единственный серьезный брак из всех трехсот тридцати миллиардов разумных существ, которых я сотворил.

Услышав такое, я поперхнулся и долго не мог откашляться.

— Ладно, хватит об этом. Пора вспомнить и о гостеприимстве! Ты проголодался? Садись и ешь! — услышал я голос Всевышнего.

Тотчас рядом со мной появился низкий стол из грубооструганных досок, накрытый с библейской простотой. На столе были глиняный кувшин с козьим молоком, большой кусок пахучего сыра и плоский пресный хлеб, похожий на лаваш. Все это показалось мне не особенно аппетитным, однако крутить носом я не стал. В конце концов у Всевышнего слишком много важных дел, чтобы он мог следить за быстро изменяющимися гастрономическими вкусами.

— Тебе нравится? Я сторонник простых, зарекомендовавших себя блюд, — не без гордости сказал Всевышний.

Я закивал, давясь козьим сыром, который пах так, будто был приготовлен самим Иаковом и в его же эпоху. Впрочем, Господь, кажется, ничего не заметил. Его мысли не задерживались на плотских мелочах, устремляясь в недоступные дали. «Не потому ли у нас так неудачно устроена система пищеварения?» — подумал я.

Всевышний проницательно посмотрел на меня:

— Ты выглядишь невеселым, Тит. Тебя что-то заботит?

— Где мы сейчас находимся? Это ведь не Земля? И не рай? — поспешно спросил я, желая отвлечь его внимание от трапезы.

— Ни то и ни другое. Тут — промежуточный мир. Нечто вроде моей резиденции в этой части Вселенной. В основном я использую ее как склад: храню здесь запасные реки, горы, моря, континенты, ну и другие мелочи. Кстати, ты не прочь кое на что взглянуть?

Внезапно пейзаж вокруг нас изменился. Теперь мы стояли на крутом обрыве, с которого открывался вид на глубокий каньон. Я обрадовался, что хотя бы тут не будет козьего сыра и молока, но, увы, стол с библейским угощением последовал за нами.

— Ешь, не обращай внимания, — сказал Всевышний, положив мне руку на плечо. — Я просто хотел проверить, не забыл ли сделать водопад. Как отсюда видок?

— Замечательный, — похвалил я.

Господь ничего не сказал, но я почувствовал, что он доволен похвалой.

— Когда этот вид будет закончен, я переброшу его в тот мир, который сейчас достраиваю. Надеюсь сделать его таким прекрасным, что разумным существам, которыми я его населю, неловко будет совершать мерзостные поступки перед лицом столь совершенной красоты.

— Не проще ли сразу сотворить эти существа такими, чтобы они не могли творить мерзости? — легкомысленно спросил я.

Нахмурившись, Всевышний убрал руку с моего плеча; и я прикусил язык.

— Ты не понимаешь, Тит, что вы не марионетки! В этом вся соль. Каждый из вас обладает свободой выбора между добром и злом. Это непременное условие. Лиши я вас, свои творения, права самим определять свою судьбу, мой оппонент, этот изворотливый лицемер, станет утверждать, что вы не живые существа, а всего лишь куклы, которых я создаю из страха перед ним. А раз так, то высший замысел творения не более, чем фикция.

— А в чем высший замысел? — отважился спросить я.

Всевышний снисходительно улыбнулся:

— Ты задаешь вопрос, ответа на который не в состоянии постичь. В самых общих чертах мой замысел — благо и бессмертие для вас и самопознание для меня. Не будь вас, моих творений, собственная моя универсальность и одиночество давно привели бы к замкнутости и гордыне. Понимая это, я стал строить миры, не повторив дважды ни один из своих проектов, пока не создал Вселенную в ее теперешнем виде. Я готов признать, что, как сумма моих множественных усилий, продолжавшая развиваться и после моего творения, Вселенная сейчас совершеннее меня. Задумывая ее, я стремился к гармонии, надеялся, что дух преодолеет плоть, идеи — физику, а созидательная мысль — разрушительную злобу хаоса.

И Господь, горячась и, видимо, забыв на время, что я — самое неудачное его создание, стал рассказывать, как методом проб и ошибок он строил когда-то свой первый мир в Волосах Вероники. Насколько я уяснил (ибо многое, конечно, оказалось вне моего разумения), в основном Господа занимала сфера морали и этики, что же касается физики и биологии, то он обращал на них мало внимания, почти не заботясь о детальной проработке моделей. Этим, к примеру, объяснялось сходство скелетов всех организмов — от лягушки до человека. Что же касается атавизма — вроде копчика, аппендикса или следов мигательной перепонки, — то были откровенные ляпсусы, и Всевышний это признавал, говоря, что за обилием дел у него просто не хватало времени устранить недоделки.