Вселенский заговор. Вечное свидание

– Да как сказать… Понимаете, молодые люди, тогда многие из науки ушли, не один Юра!.. Кто за границу канул, кто в бизнес, кто в запой, а потом – добро пожаловать в актовый зал, там уж всё приготовлено. Миша не смирился. В институт, бывало, в валенках приходил, не топили же ни шута! Над ним многие тогда смеялись – чего сидит-высиживает, лучшие годы тратит, на что?! Никому не нужны его теории, а бумагу, на которой он формулы пишет, лучше вон в туалет направить, там бумаги нету!.. А он знай себе работает. Год прошёл, другой – он всё сидит и пишет. И мы вокруг него, старичьё сплошное. Пять лет прошло, десять – всё пишет! А потом… ну, потом вдруг всполохнулись наши-то! Где самая передовая в мире наука, закричали, у нас же она самая передовая была, мы точно помним! А где она? Нету её! Остались единицы, вроде Миши Воскресенского. Тут его подхватили, поставили институтом руководить, гранты выделили, финансирование какое-никакое наладили, молодым вспомоществование посулили. Но чтоб науку вернуть, этого всего мало, мало! Нужно научные школы возрождать, институты открывать, учить, учить, а некому учить, все перемёрли! Вот Миша и старается изо всех сил, не сдаётся. А осуждать… осуждал Юру, скрывать не стану. Но не за то осуждал, что тот науку бросил, – её, бедную, все тогда бросили, – а за то, что в лженауку ударился. Вот это самое грустное, молодые люди…

Гриша покивал понимающе. Профессор Астров посмотрел на него и продолжал назидательно, как на лекции:

– Когда невежественный человек всякую ахинею порет – инфернальное поле, чудодейственные чакры, астральный телекинез, инопланетные знаки, – ему простительно. Он от невежества махрового проповедует, что с него возьмёшь! А образованному – нет, нельзя. Это уж такое враньё голимое получается, такой обман недостойный!.. А Юра ничем… не брезговал. Бывало, приедет, важный такой, серьёзный, прямо «Победоносцев над Россией», сядет тут и рассказывает, как он в транс входит и как ему эдакое что-то мерещится, третий глаз чего-то видит, а третье ухо слышит! И всё у него предсказания, знаки, расположения звёзд, что ты будешь делать! Миша к нему пристал однажды, что ты, мол, городишь, мы же с тобой в институте проходили: поле бывает магнитное и электрическое, а инфернального поля никакого быть не может, разве только у литераторов. Ну, Юра его на смех поднял, сказал, что ему что-то там такое открылось, чего Мише и во сне не приснится. Мол, ограниченные умы к тонким материям невосприимчивы, а кругом сплошные чудеса, инопланетяне, энергетические потоки и целительница Джуна. В общем, разругались они в пух и прах, насилу их разняли. Юра с той поры и не приходил, по-моему.

Профессор поднялся из кресла и немного походил по террасе. Молодежь смотрела на него, ожидая продолжения, но его не последовало.

– А вы не верите, что чудеса… бывают? – решившись, тихонько спросила Маруся. – Их что, совсем не может быть?.. Никаких-никаких?..

Гриша полыхнул на неё взором, но старик – странное дело! – не рассердился.

– Чудеса, – повторил он задумчиво. – Куда же без чудес… Я, милая девочка, лешего своими глазами видел! Что вы улыбаетесь! В Тверской губернии, в самых лосиных да кабаньих местах. Пошаливает он там, леший-то. Я верю в веру. Вера горы двигает и города берёт. Коли человек верит, что болезнь пройдёт, так она и пройдёт. Верит, что в счастии можно жизнь прожить, так и живёт в счастье! Только ни при чём тут третий глаз и чакры, ни при чём решительно!

Ни при чём, подумала Маруся, а убили Юрия Фёдоровича!.. И ещё какая-то история тёмная с Маргаритой, на которой покойный был женат, и академик Воскресенский тоже на неё претендовал! Кажется, Агриппина сказала, что Юрий Фёдорович пытался «всё у неё отнять», или она не так сказала?.. И что именно уфолог Басалаев у неё отнимал?.. И отнял ли?..

В вечерней полупустой электричке – они очень долго пили чай, потом вместе с хозяевами и собакой Грольшем сходили прогуляться на озеро, старик сказал, что «за ради моциона», а потом ещё ели холодную простоквашу с печеньем «Юбилейным» – Марусю моментально потянуло в сон.

…День какой чудесный!.. Столько в нём было воздуха, запахов, звуков, такие хорошие, особенные в нём были люди. Маруся думала с блаженством: чудесно, что Гриша весь день был рядом, и с ним теперь можно сколько угодно вспоминать, уточнять всякие мелочи, снова и снова возвращаться мысленно на участок на улице Большая Коммунистическая, где она провела самый лучший день в жизни!.. Ну, может, один из лучших.

…Что-то такое было в этом летнем душе, какая-то неловкость, но как раз об этом Марусе не хотелось ни вспоминать, ни думать.

– Гри-иш, – протянула она, сладко зевая и думая о том, как прекрасно жить на даче, – что, академик Воскресенский на самом деле убил Басалаева из ревности?

– Нам нужно в планетарий, – сухо сказал Гриша.

Он вообще был странный, угловатый и холодный, как сухой лёд, но об этом Марусе тоже не хотелось думать. Как-нибудь потом.

– Зачем?

– Нужно, – повторил Гриша и слегка подвинулся, чтобы даже локтем не касаться Марусиного бока. – Я завтра схожу.