– Намекаешь, что мне нужен Карлсон? Он тоже в расцвете сил. Слушай, я хочу изменить подачу материала. Рекламный ход!
– Чего? – опешила Таня.
– Как бы с юмором подойти к знакомству. Чтобы я не выглядела безнадежно тоскливой старой девой, которая просится замуж. Типа, мне и самой смешно, что меня, такую суперскую тетку, еще никто не взял. Ясно?
– Не очень. Хочешь пропеллер себе пририсовать и Карлсона?
– Какой Карлсон? Я хочу анкету переписать! Чтобы была смешная и стало ясно, что я девушка с изюмом. А не просто изюм второй свежести.
Таня продолжала смотреть на подругу с недоумением.
– Ай, – отмахнулась Катя. – Смотри, что я придумала. А то у тебя такое лицо, словно ты меня подозреваешь в невменяемости.
Катерина пощелкала «мышкой» и вытащила на экран свою анкету:
– Вот. «Обо мне»! Я чего написала? «Приятная блондинка без вредных привычек, уставшая от одиночества». А что сразу представляет мужик? Что я длинноногая телка, которая мечтает с ним переспать. Потому что они слово «одиночество» трактуют не в духовном смысле, а в постельном. У них мозг очень примитивно устроен. Либо, шибко опытные, вообще представляют себе потасканную тетку с крашеными патлами и тоской в глазах.
– По-моему, ты утрируешь.
– Ничего подобного. Те, кто представил тоскливо-потертую, вообще не написали. А те, что просто решили одноразово скрасить одиночество тоскующей блондинки, в шоке унеслись за горизонт на первом же свидании. И я придумала вот…
Катя торжествующе взглянула на обалдевшую Татьяну и жестом фокусника-самоучки открыла белый лист с коротким стишком.
Стихи у Татьяны ассоциировались только с придурковатой Эльвирой, сдружившейся с Лелькой на почве совместных прогулок с младенцами и общей невменяемости.
– Ты стихи пишешь? – воскликнула она.
– Таня, замуж захочешь – еще не такие таланты проснутся. Читай. И честно сразу скажи – здорово?
Таня откашлялась и продекламировала вслух:
– Ну? – потеребила ее Катя.
– А почему «тетка»? – сквозь душивший ее хохот поинтересовалась Татьяна.
– Потому что я – тетка. Не фея, не нимфа, а нормальная тетка. И мужик мне нужен крепкий и надежный, а не попрыгун. Но с юмором. Он с юмором, я с изюмом. Чтобы жить нескучно было. Тем более что к фотографии, которую мы сегодня туда повесим, только такая подпись и подойдет. Я ж на полокна!
– Да ладно, не преувеличивай! Ты просто девушка в теле.
– Нормально. Раз смеешься – порядок, – потерла руки Катерина. – А фото повесим вот это. У меня тут коленка здорово торчит. Игриво так. Я же игривая барышня?
– Не то слово! Пошли «Бейлис» допьем и решим, что мне делать с Лелькой.
То ли «Бейлиса» было мало, то ли проблема с Лелькой требовала более длительного и вдумчивого обсуждения, но к концу бутылки они к консенсусу так и не пришли. Катя считала, что Ольга все делает правильно, но ее следует отделить от Татьяниного кошелька. А Таня полагала, что отделить Лельку от кошелька все равно что оторвать ребенка от сиськи.
– Зря ты с ней нянчишься, – сурово диагностировала Катя. – Это иждивенчество нужно было давно пресечь. Ладно, пошли смотреть, что мне там написали. Эх, это такой азарт, как на рыбалке. Клюнул – не клюнул, и кто клюнул: лещ или так, пескарик какой-нибудь чахлый.
Как выяснилось, на Катькин стих клюнул поэт. Правда, фото у него было крайне невыразительным – лысоватый, субтильный субъект с хитрыми глазами и жилистой шеей.
– Ладно, мне его не варить, – великодушно решила Катерина и зачитала ответ. Разумеется – в стихах. Ну а как же: чтобы поэт да не в стихах отписался. У них же зудит – лишь бы рифмы поскладывать:
– И чего? Вы теперь так и будете в стихах переписываться? – с интересом перегнулась через Катькино плечо Таня.
– Не, я этот стишок неделю сочиняла, – испугалась заалевшая невеста. – Знаешь, вроде приятный мужчина. Но мелковат. Мне бы пофактурнее кого-нибудь.
– Которые фактурнее, те стихов не пишут, – хихикнула Татьяна. – Интересно, поэт – это призвание или профессия?