Всем смертям назло

– Понравилось, – кивнул Сталин. – Понравилось. Замечательно, Андрей Вениаминович. Прекрасно. А что же вам всё-таки не понравилось, Андрей Вениаминович? Ведь не может всё нравиться. Так не бывает, – покачал головой Сталин и лукаво улыбнулся: – И мне кажется, что это тоже нормально. Мы ведь с вами, Андрей Вениаминович, не на митинге, мы разговариваем, как государственные люди. Расскажите мне об этом тоже.

– Конечно, Иосиф Виссарионович, – Андрей посмотрел на Гурьева. – Вы правы. Мне не понравилось, что в России – такое огромное государство.

Сталин остановился – как будто споткнулся. Повернувшись, мягко и легко, по-кошачьи, он приблизился к столу, отодвинул стул, сел. И снова посмотрел на юношу:

– Очень интересно. Расскажите мне поподробнее, как вы увидели это. Как вы вообще это видите.

– Государство не должно быть огромным, какой бы великой или малой не была страна. Государство обязано быть эффективным, обязано чётко и своевременно реагировать, отвечать на вызовы эпохи. Государство – это, прежде всего, то, что по-английски называется «инфраструктура» – невидимые нити взаимосвязей между элементами государства. Эффективность – это залог долголетия государства, а гибкость, компактность – способы эту эффективность обеспечить. Невозможно проконтролировать всё и успеть везде – и это совершенно не нужно. Более чем достаточно – просто держать руку на пульсе. Разумеется, сейчас, накануне войны, всё должно быть предельно мобилизовано для решения задачи защиты страны. Тем более, когда перед нами – такой могучий, серьёзный враг. Для мобилизации страны, её экономики, на войну нужны – это очевидно – чрезвычайные меры. В этих условиях тотальный контроль оправдан и необходим, потому что не все люди способны одновременно проникнуться важностью мобилизационных задач. Людям свойственно жить, не задумываясь о таких вещах, и это нормально, правильно – для этого существует государство. Но война закончится – закончится нашей победой, в этом у меня нет ни тени сомнения. Важно не просто закончить войну, важно именно победить, чтобы нельзя было оспаривать право победившей державы решать, как устроить мир по-новому – так, чтобы избегать войн как можно дольше в будущем и решать возникающие противоречия мирным путём.

– Да. Это очень правильные мысли. Государственные мысли. Мне приятно, что вы, Андрей Вениаминович, выражаете их так чётко, таким хорошим, правильным русским языком. Не только потому, что Ваши мысли во многом созвучны моим собственным размышлениям. Кто научил вас, британского аристократа, русскому языку так хорошо?

– Сначала – сестра, ведь наша мать хотела, чтобы я знал русский язык. Потом – за дело взялся Яков Кириллович, и результат, Иосиф Виссарионович, вы видите. Благодаря ему я вырос в окружении людей, для которых русский – родной язык. Среди настоящих патриотов русского языка, русского духа. Если вы считаете, что результат заслуживает положительной оценки, я очень этому рад.

– Готовили вас к беседе с товарищем Сталиным, – Сталин, улыбаясь в усы, вскрыл новую пачку «Герцеговины».

– Безусловно, Иосиф Виссарионович. Я и сам готовился. К разговору с вами все готовятся, даже Яков Кириллович, хоть и кажется, что он ко всему и всегда готов. И это правильно.

Сталин улыбнулся, довольный, несколько раз чуть заметно кивнул. Неплохо, решил Гурьев. Неплохо. Настроение у товарища Сталина правильное – и это неплохо.

– Хорошо, – Сталин начал набивать трубку и обратился к Даше: – Если я закурю – я вам не помешаю, Дарья Михайловна?

– Нет, Иосиф Виссарионович. Пожалуйста, – и Даша улыбнулась – своей улыбкой, от которой у Сталина сверкнули глаза – даже у Сталина. – Только не очень много. Яков Кириллович считает, что вы много курите, а это не очень здорово для лёгких.

– Андрей Вениаминович не курит? – заинтересованно спросил Сталин. – Нет?

– Нет, – опять улыбнулась Даша.

– Вы ему не разрешаете? – улыбнулся Сталин в ответ.

– Я не могу ничего разрешить или запретить Андрею Вениаминовичу, – вздохнула Даша. – Я могу только советовать и расстраиваться, если Андрей Вениаминович не прислушается. А ведь хочется, чтобы прислушался – поэтому приходится поломать голову над аргументами. Это хорошо помогает – я ведь выросла в семье военного моряка, командира боевого корабля, без матери, приходилось искать и находить аргументы для моего отца. А это – непросто, особенно для девочки, Вы же сами воспитываете дочь, Иосиф Виссарионович, так что вам это, несомненно, знакомо. – Сталин опять кивнул, несколько раз, теперь – намного отчётливее. Даша посмотрела на Гурьева: – Мне кажется, Андрею Вениаминовичу вовсе не по душе, когда я расстраиваюсь, поэтому, даже если мой совет ему не очень нравится, он всё-таки старается хотя бы для виду к нему прислушаться. Бывает, женский взгляд интересен – например, тем, что отличается от мужского, – Даша, улыбаясь, посмотрела сначала на мужа, а потом – на Сталина. – И я стараюсь никогда ничего не повторять по два раза. Меня научили этому – вовремя и железно.