– Это становится интересно. Допустим на минуту – вы, действительно, не пытаетесь меня обмануть. И вас действительно не интересуют награды, и наказаний вы не боитесь. Вас даже не интересует власть. Предположим, это действительно так. Но вы же хотите чего-то. Чего же вы всё-таки хотите?
– Я хочу получить назад свою страну, Иосиф Виссарионович. Не власть над страной, а страну. И только один человек на свете может попытаться это сделать. Заставить его я не могу, могу лишь попробовать уговорить. Объяснить, что вместе со мной он тоже получит свою страну назад. Конечно, она не будет абсолютно похожа на ту, которую он отнял у меня, а заодно и у всех остальных – у себя в том числе, – она будет другой. Возможно, она будет другой абсолютно. Потому что, как известно, в одну реку не войти дважды. Но эту страну можно будет узнать. В отличие от той, что есть сейчас, название которой состоит из четырёх слов, и среди них – ни одного слова правды.
– Вы смелый человек, Яков Кириллович.
– Нет, Иосиф Виссарионович. Вы опять мне льстите. Смелый человек – это тот, кто преодолел свой страх. А я не испытываю страха – во всяком случае, перед вами. Вы ничего не можете сделать со мной, даже если захотите. А я знаю – вы не захотите: во-первых, вам интересно и любопытно, а во-вторых, вы понимаете, что потеряете гораздо больше, чем приобретёте, пытаясь меня убить.
– Что же?
– Веру в своё всемогущество. Верните мне мою страну, Иосиф Виссарионович. Докажите, что вы всемогущи. А взамен – оставайтесь величайшим и всемогущим. Богом на земле. Вы же видите – я не возражаю. Даже наоборот. Искушаю вас. Хотя и знаю: вас совсем не это интересует. И если вы думаете, будто я в состоянии лишь генерировать пафос, вы опять ошибаетесь, Иосиф Виссарионович. Я здесь, чтобы сообщить вам прекрасную новость: у вас – у вас, Иосиф Виссарионович, не у меня, а у вас – всё есть. И план, достаточно детальный, и концепция. И у вас есть самое главное, без чего всё предыдущее не имеет смысла.
– Что?
– Не что, а кто. Наследник.
На этот раз пауза затянулась. Сталин откинулся на спинку стула:
– И кто же он? Вы?
– Что за ужасные вещи вы говорите, Иосиф Виссарионович, – с дрожью в голосе произнёс Гурьев. – Ну, посмотрите на меня. Я же монстр. Чудовище. Какой из меня наследник?! Посмотрите мне в глаза.
Это должно было стать моментом истины – и стало. Всматриваясь в Сталина, Гурьев понял: этот зверь его не боится. И потому – нельзя проиграть.
– Ого, – сказал Сталин и улыбнулся. – Ого… Такого я ещё не видал. Что это? То самое электричество?
– Да.
– И люди тоже не могут смотреть вам в глаза?
– Когда я так смотрю – не могут. Тоже?
– Тоже, – кивнул Сталин. – Вы хорошо знаете, что это такое. Когда люди вам не смотрят в глаза. Не смотрят. Боятся.
Гурьеву показалось, что он слышит в словах Сталина горечь и боль. Это какой-то другой зверь, подумал он. Какой-то другой. Не такой, как те. Редкий. Очень редкий. Гурьев очень хотел бы, чтобы сейчас у него в ладонях оказались рукояти Близнецов, сообщив ему, с кем – с чем – он имеет дело. Но – нет. Нельзя. Интересно другое. Он вздохнул, усиленно вентилируя лёгкие – воздух в комнате ничуть не напоминал горный альпийский:
– Значит, вам должно быть очень одиноко. Одиночества не может выдержать никто. Ни зверь, ни человек.
– Не будем говорить о Сталине, – прищур и взгляд выдали собеседника, но Гурьев сделал вид, что ничего не заметил: сейчас важнее всего было не столько прощупать, сколько сломать лёд, самый первый, самый прочный слой. – Не будем жалеть Сталина. Поговорим о вас, Яков Кириллович. Я понял вашу мысль. Понял, чего вы хотите. Значит, вам не нужны награды. Вашей наградой будет моё обещание вернуть вам страну. Так?
– Нет-нет, – Гурьев мягко, немного разочарованно улыбнулся. – Нет, Иосиф Виссарионович, вы, наверное, всё-таки не совсем поняли. Меня совершенно не интересуют обещания и клятвы. Меня интересуют исключительно действия.
– Мои действия?
– Наши действия. Мои и ваши. Совместные и по отдельности. Помните, я сказал, что вам помогу?
– Конечно, помню, – Сталин посмотрел Гурьеву на переносицу и чуть шевельнулся. – Яков Кириллович. А в чём же вы собираетесь мне помогать?
– Нет-нет, Иосиф Виссарионович, – почти пропел Гурьев. – Вы хотите поймать меня на слове. Я же говорил – убейте их, и обещал вам помочь. Вы за это очень здорово зацепились. И напрасно. Предполагать, что я стану помогать вам в убийствах – это очень смешно. Это не наша логика, и ничего от этой логики не было в моих словах. И не вам, бывшему грузину, так полюбившему всё русское, что вам удалось сделаться русским, ловить меня на языковых нюансах. И вам требуется совсем другая помощь.
– Интересно. Интересно. Какая?