Всем смертям назло

Эту готовность видел я у каждого моряка нашего экипажа, когда вместе с начальником штаба бригады Л. А. Курниковым обходил отсеки. В лодке еще не выветрился запах свежей краски. Яркий электрический свет отражался на стеклах приборов. Настроение у людей было торжественное, праздничное…

До назначенного командованием пункта нас, как обычно, сопровождали быстроходные тральщики — эти неутомимые пахари моря. Потом они убрали тралы и легли на обратный курс. Дальше мы должны были следовать самостоятельно. Иван Вишневский на своей «Щ-320» решил прорывать готландскую противолодочную позицию через Нарвский залив. Мы же избрали путь между банкой Викола и островом Большой Тютерс.

Днем погода стояла ясная, солнечная, но к вечеру задул холодный, порывистый ветер. Ночь была по-осеннему темная. Но уже задолго до рассвета мы погрузились: опасались, что нас могут обнаружить дозоры противника. К тому же расходившиеся волны изрядно раскачивали корабль. Надвигался шторм. В такую погоду приятнее быть на глубине, где волнение моря почти не ощущается.

Гитлеровцы, потерявшие летом 1942 года не один десяток транспортов, еще более усилили свою противолодочную оборону. Нам приходилось это учитывать на каждом шагу.

Шли, прижимаясь, насколько позволяла глубина, к северному берегу Большого Тютерса, и старались попасть в мертвую зону вражеских гидроакустических установок, находившихся на острове. Чтобы уменьшить шум винтов, держали самый малый ход: полтора — два узла.

Несколько раз слышали, как минрепы касаются корпуса лодки. Во втором, жилом, отсеке в подвесных койках лежат свободные от вахты моряки. Никто не спит, все молча прислушиваются к скрежету за бортом.

Наиболее опасны моменты, когда штурман определяет место лодки. Для этого надо всплывать под перископ, а это грозит подрывом на минах верхнего яруса, которые ставятся особенно густо. Чтобы уменьшить риск, мы всплываем без хода, вертикально, и таким же образом погружаемся.

Наконец гогландская позиция за кормой. Ложимся на грунт западнее острова Родшер, чтобы, дождавшись темноты, двинуться дальше в надводном положении.

Когда лодка покоится на грунте, у вахтенных мало дела. Слушать и смотреть за показаниями приборов — вот и все, что от них требуется. Если бы можно было курить! Но на лодке, находящейся в подводном положении, это запрещено.

Свободные от вахты используют спокойное время всяк по-своему. Одни отсыпаются впрок, другие читают. Кое-кто даже письма пишет, хотя до ближайшей полевой почты еще очень много трудных миль сначала на запад — в Балтийское море, а потом на восток — домой, в родную базу.

Мой помощник старший лейтенант Калинин вместе со штурманом Магриловым склонились над картами и вполголоса толкуют о прокладке дальнейшего пути. Лейтенант Магрилов — впервые в боевом походе, обстановка в Финском заливе ему известна, как говорится, только теоретически. Калинин же в этих местах уже третий раз. По его словам, он проходы в минных полях знает, как улицы в Кронштадте. Хорошо, что эти офицеры сразу нашли общий язык. От точности штурманской работы сейчас зависит очень многое.

— Пока не дойдем до устья залива, навигационную прокладку, пожалуй, буду вести я, — говорит Калинин Магрилову. — А вы будете работать параллельно, для практики.

Что ж, разумное решение.

Приказываю вахтенному офицеру разбудить меня при малейшем подозрительном шуме и ухожу в свою каюту, чтобы хоть немного отдохнуть. Но уснуть никак не могу… Сказывается недавнее нервное напряжение, когда шли по минным полям. Из-за фанерной переборки, которой каюта отделена от жилого отсека, доносятся приглушенные голоса. Матросы обсуждают перспективы нашего похода. Их говор не то чтобы мешает заснуть (я могу спать и в дизельном отсеке с работающими машинами), а наводит на всякие размышления. Очень хочется, чтобы нынешний поход получился лучше первого.

Разговор за фанерой оборвался. Послышался голос вахтенного офицера Филиппова:

— Разбудите командира! Миноносец с левого борта! Через несколько секунд я уже в центральном посту. Гидроакустик докладывает:

— Шум винтов удаляется.

Значит, не обнаружили нас. Хорошо!

Возвращаться в каюту больше не хочется. Пройдусь-ка по отсекам, поговорю с народом. Впереди у нас самый опасный район, и очень важно знать настроение матросов.

Во втором отсеке встречаю нашего парторга старшину электриков Бориса Бойцова. Вид у него загадочно довольный.

— Вы только посмотрите, товарищ командир, — шепчет он мне, — вон в тот угол.

За койками на цинковой банке с галетами сидит строевой матрос Михаил Титов, вестовой, и читает какую-то книгу, ни на кого не обращая внимания. У Титова привычка обращаться к товарищам со словом «родненький». В конце концов слово это намертво прилипло к нему самому, и теперь никто из матросов его иначе не называет. Пристрастием к чтению Родненький никогда не страдал, и то, что я увидел, было приятной неожиданностью.

— А знаете, что он читает? — шепчет Бойцов: — Книгу о дизельных установках. Его Иванов с Головановым раззадорили. Решил мотористом стать.