Всем смертям назло

"Дорогая Маргарита Петровна, Владислав Андреевич!

Я не очень-то люблю писать письма, да еще людям незнакомым, но сегодня я просто не могу не писать. Во мне что-то перевернулось, сдвинулось с какой-то мертвой точки. Я по-новому посмотрела на окружающий мир и людей. Как странно, что люди до поры до времени могут казаться серенькими, незаметными, и вдруг как каким-то лучом озаряет их. Непонятно.

Вы меня простите, может, это и жестоко с моей стороны так говорить, но мне пришла в голову такая мысль. Может, вас постигло совсем не горе, а счастье постигло. Ведь вы смогли узнать, на что способен каждый из вас. Простите, пожалуйста, но мне хочется видеть вас не несчастными людьми, а самыми счастливыми. Вы теперь для меня мерило человеческого достоинства, благородства, мужества, Я знаю, что мелочи жизни мешают человеку. Но ради всего лучшего, что есть на земле, не опускайтесь до мелочей, не мельчайте. Ведь каждому человеку так нужен маяк, чтобы не заблудиться в океане жизни.

Ой, простите меня! Я должна совсем не так вам писать. Не сердитесь на меня.

Дорогие мои! Если вам когда-нибудь понадобится помощь друга — знайте, что я всегда с вами, в любое время, только позовите. Пишите, Владислав Андреевич, много пишите, у вас есть талант.

Танюша! Тебе так в жизни повезло! У тебя такие прекрасные родители. А я совсем не знаю своих папу и маму. Оба погибли в Ленинграде. Теперь мне все время кажется, что они были похожи на твоих папу и маму, Я завидую тебе чуть-чуть. Береги их, Счастья тебе, малышка!

Тамара Богданова, Тульская обл… г, Новомосковск".

"Дорогая Рита!

Тяжелое горе, свалившееся на ваши плечи, не сломило вас. Вы выстояли в тяжелой схватке со смертью. Только ваша верная любовь, воля, мужество вернули мужа к жизни. На примере вашей любви будут учиться и воспитываться многие поколения людей. Потерять руки — это страшная, это тяжкая, ничем не поправимая беда. Но, родные наши, у вас есть любовь. А это так много!

Супруги Шестопаловы Зинаида и Юрий, г. Новосибирск, 25".

Рита морщит лоб, склонившись над чистым листом бумага, и бросает на меня умоляющие взгляды. "Помоги, ну что тебе стоит. Не умею я писать письма". — "А я, думаешь, умею!"

— Слав, ну что им ответить?

— Что любовь — это святое чувство, ее надо беречь. Расскажи, как ее надо беречь, как хранить…

— Издеваешься, да! Смеешься, да!

Она встает из-за стола и, расставив руки, надвигается на меня.

— Папа, прячься! — визжит от восторга Танюшка и, подражая маме, косолапит ко мне. Глазенки горят от восхищения, ей не терпится скорее добежать и затеять возню. Большего удовольствия для нее нет. Впрочем, есть. Залезть папе верхом на шею и, вцепившись ручонками в волосы, заставить его вприпрыжку скакать по комнате. Говорят, что визг ее слышен тогда на третьем этаже, у тети Гали.

Окончательно "захсхоченные" (по выражению Тани), мы лежим на диване и тяжело дышим.

— Слав, а если б не твоя повесть, о нашей любви узнали бы люди?

— А зачем им про это знать?

— Наверное, все-таки легче, когда знаешь, что есть на свете настоящая любовь. Сколько девчонок обманываются в своем первом чувстве! А это так больно. Помнишь, я тебе рассказывала про Нинку? Когда ее разлюбил Олег, она под поезд броситься хотела. Никого не слушала и верить во все перестала. Сидит, бывало, на работе, в одну точку уставится взглядом и не видит ничего, не слышит, и желаний у нее никаких нет. Ты знаешь, может, подобное происходит потому, что некоторые ждут от любви только приятное, только радость и не настраивают себя на преодоление трудностей, на борьбу, на лишения? А без этого какая же любовь? Любовь это когда все одно. Когда нельзя одной. Когда и радость и боль одна.

— А говоришь, что не можешь написать письмо. Вот об этом и пиши.

— Ты так думаешь?

Все чаще и чаще встречались письма, в которых читателя просили, требовали, иногда даже приказывали, чтобы я писал, уверяя, убеждая, что у меня должно получиться.

В журнал "Юность" отправил рассказ "Раненый чибис". Вот ведь как получается в жизни! Очень давно, будучи еще студентом Ворошиловградского горного техникума, приехав а село, к себе домой на каникулы, я совершенно случайно из малокалиберной винтовки подстрелил чибиса. Рана была пустяковая, и птица упала на землю скорее с испугу, чем от пули. Я принес чибиса в село и отдал его первому попавшемуся мальчишке. Им оказался мой сосед Василий. Через несколько минут ватага ребят с гиком носилась по дороге, волоча за собой на длинном шнурке очухавшегося от испуга чибиса. Он то взлетал, то падал вниз, кувыркался, опять взлетал и как-то боком, неуклюже взмахивал крыльями и тихо кричал. Мне стало стыдно. Разъяренный, я выбежал на дорогу, надавал подзатыльников ребятишкам, отобрал птицу и принес домой. Чибис широко раскрывал клюв, словно ему не хватало воздуха, часто моргал черными бусинками глаз, еле слышно пищал и мелко вздрагивал всем тельцем. К вечеру он умер.