Всем стоять на Занзибаре

– Минутку, – вмешался, хмурясь, Элайху. – Вы хотите сказать, что человек племени шинка носит в себе – выделяет – некий транквилизатор?

– Наверное, можно сказать и так, – кивнул Чад.

– Ну так почему никто не заметил этого раньше? Не могло же не бросаться в глаза это различие между…

– Да нет же. Замечали! Норман об этом знал, и, господи помилуй, вы сами знали, и это попало в Саламанассар вместе с остальными данными, а он такую информацию отверг, потому что он усек, как это важно, а вы – нет. Я-то думал, что просто перехитрил его, когда вправил ему мозги по Бенинской программе, но в конце концов он оказался умнее меня!

– Но если генетики говорят, что это так очевидно, – возразил Норман, – то уж конечно…

– А я как раз к этому веду! Шутка как раз в твоем духе. – Чад явно наслаждался происходящим. – Почему эксперты раньше этого не заметили? Ты это хотел спросить? Потому что это спасло шинка от окончательного порабощения. Голайни, которые поселились здесь с намерением разводить шинка на продажу, через поколение или около того растеряли свою решимость отчасти из-за перекрестных браков, отчасти из-за того, что их агрессию подорвало общество людей, с которыми они жили бок о бок. После этого другие промышляющие работорговлей племена избегали территории шинка как чумы. Они решили, что тут действует какая-то могучая магия. И правильно решили!

Полномасштабные исследования генофонда негроидной расы проводились или в Новом Свете, или в наиболее развитых странах этого континента, например, в Южной Африке. А Бениния, черт бы меня побрал, слишком бедна, чтобы тоже пользоваться благами евгенического законодательства. До сего дня никто не составлял карт генотипа сколько-нибудь значительного числа шинка, и, уж конечно, никто, кроме нашей группы, не искал в нем того, что искали мы.

Возникла пауза, которую едва слышно нарушил, глядя в пол, Норман:

– Какая жалость. Я начал надеяться, что мои предки были родом отсюда. Мне нравится это место.

– А с чего бы ему тебе не нравиться? Есть ли на земле другое место, где можно избавиться от ощущения, что в твоей среде обитания тебя окружают сплошь соперники, только и ждущие, чтобы тебя завалить? Раньше такие места были, но, насколько я знаю, это последнее, какое сохранилось. – Чад опрокинул в рот содержимое второго стакана. – Еще, будьте добры!

– Я несколько ошарашен, – сказал Гидеон. – Вы как будто заявляете, что войну можно исцелить дозой правильно подобранного лекарства – совсем как болезнь.

– Утверждать еще рано, но это как будто вполне возможно, – согласился Чад. – А что дальше… Вот вам цель программы генетической оптимизации! В каждого рождающегося на планете малыша встроить «всех завоняю» подход шинка. Прошу прощения. Слушайте, что мне пришло в голову! Да, кстати, а что там стряслось с проектом, о котором объявили на Ятаканге? Я уже… тысячу лет не видел в новостях имени Сугайгунтунга.

Остальные обменялись взглядами. Углом глаза Норман увидел, как напрягся Дональд, словно бы собрался заговорить, но передумал.

– Сугайгунтунг умер, Чад, – внезапно сказал Элайху. – Разве ты об этом не слышал.

– О Господи, нет! – Чад даже подпрыгнул в кресле. – С самого приезда сюда я только и делал, что работал, ни на что больше внимания не обращал. Сами знаете, каково в здешней глубинке, где на все селение один телевизор, и экрана ни за что не увидеть, потому что перед тобой еще пятьсот голов.

– Вся ятакангская программа оптимизации обернулась пропагандистским трюком, – сказал Гидеон. – Сугайгунтунг признал, что не смог бы сделать того, о чем заявило правительство…

– Да нет, смог бы, – сказал Дональд.

– Что?

– Смог бы. Он сам мне так сказал перед тем, как я его убил.

Кажется, это снова приступ помешательства, которого Норман так боялся. Он постарался говорить как можно более умиротворяюще.

– Да ладно тебе, Дональд! Они сами убили Сугайгунтунга, когда он пытался бежать. Он решил покинуть страну из-за распространяемой о нем лжи.

– Разве ты не знаешь, что говоришь с человеком, который был там, когда он умер? – спросил Дональд.

После недоуменной паузы Норман тупо покачал головой.

– О, я слышал официальную версию, – мрачно продолжал Дональд. – Как и всякая хорошая ложь, она отчасти правдива. Он хотел бежать, потому что не верил, что сумеет оптимизировать людей. Но в конечном итоге осознал, что все же сможет. И никакие ятакангские патрули не пошли на маяк в его скафандре, и никто его не расстрелял, в то время как я спасся. Такова официальная версия, и она сущая ложь. Нет, это я его убил. Ножом. Когда он рассказывал мне, какими способам он смог бы сделать обещанное.

Поймите, меня натаскали убивать. Отвезли в одно место на воде, а там научили всем мыслимым способам, как один человек может лишить жизни другого. Хотите пару-тройку покажу? – Он нетвердо поднялся на ноги. – Я не хочу никого из вас убивать, но нужен доброволец, иначе мне не с чем будет работать, понимаете? Понимаете? Есть высочайшая степень оптимизации людей, и называется она «опустошение», и поскольку это одно из лучших и самых монументальных наших достижений…