Всем стоять на Занзибаре (сборник)

За эти несколько мгновений я вспомнил многое: как разговаривала Дениз с Вероникой Бейзли, как та упала в обморок — чтобы Дениз могла, воспользовавшись суматохой, сесть снова в кресло вместо манекена. И правдоподобие, которым я гордился: если я стрелял по ходу пьесы, то я стрелял настоящим оружием. И настоящий труп явился лишь логическим завершением. Так и должно было быть.

Но если бы Хэнк не отвлекся мнимым обмороком, как все остальные, он бы заметил подмену. Нечего было зевать по сторонам! Я поднял карабин и выстрелил Хэнку в шею. Он удивленно вскрикнул и повалился вперед, увлекая за собой камеру. По экрану запрыгали, дергаясь, человеческие тени.

Ал знал, что говорил: автомат действовал при малейшем прикосновении. Когда я снова нажал гашетку, пули пробили ровный ряд отверстий в стеклянном аквариуме. На экране мне виден был Крейн, которому пуля попала в лицо; брат Луи Грейвмен, которому пуля попала в шею, так как он был выше ростом; Мейбери, которому я тоже угодил в лицо, и Вимс, получивший свое в затылок, когда он пытался выбежать.

...В эту неделю впервые за все время наш РТП перевалил за тысячу.

Предпочитаю молчать

Хескет знал камеру настолько хорошо, что она стала почти частью его тела. Правда, в ней не было ничего, что заслуживало бы более длительного изучения.

Расстояние от пола до потолка равнялось семи футам, от двери до противоположной стены — семи футам, от левой стены до правой — семи футам. В этом до неприятности симметричном объеме размещались две противоперегрузочных койки с пристежными ремнями и нечто вроде раковины, используемой для умывания и прочих гигиенических надобностей. Когда-то здесь же находился радиопередатчик с блоком субпространственной связи, но его убрали отсюда так давно, что теперь даже место на стене, где он крепился, отыскать можно было с большим трудом.

По суди дела (Хескет каждый раз вспоминал об этом, стоило ему обратиться мыслями к таким редким для него теперь темам), обстановка являлась точной копией внутреннего интерьера спасательной капсулы. Или, возможно, — поскольку карногам был свойствен экономический склад мышления, — она и была спасательной капсулой. Хотя чаще всего Хескету приходилось думать о вещах несравнимо более серьезных, чем размышлять о подобных малозначащих частностях.

Карног, который обычно приносил ему пищу, запаздывал.

Прежде такого никогда не случалось, и желудок, приученный к неизменной рутине, принялся урчать. Хескет терпеливо уселся на край койки, той, которой отдавал предпочтение (хотя между ними обоими не было никакой разницы). Но необычность происходящего не давала ему покоя.

Все шло нормально, в последние дни его рассудок не причинял ему никаких неприятностей. Поток мыслей тек также неторопливо, как вода из хорошо отрегулированного крана. Но сейчас он испытывал прилив эмоций: желание, чтобы они пришли поскорее и накормили его, чтобы он мог отойти ко сну с полным желудком.

Мысль, что в такой ситуации стоит что-нибудь предпринять, конечно же даже не пришла ему в голову. По той простой причине, что предпринять он ничего не мог.

Появился этакий зуд в спине, он изогнулся, чтобы почесаться. Когда неприятное ощущение понемногу прошло, он обнаружил, что его трясет, и это было странно. Одежда, которую он не менял с тех пор, как давным-давно попал сюда, после многочисленных стирок почти не грела, но карноги предпочитали теплый климат, и ему никогда не приходилось страдать от холода.

Когда его взяли в плен, то позволили сохранить наручные часы с календариком, поскольку выяснилось, что у него нет внутреннего ощущения времени, но неизменный распорядок жизни в его крохотной каморке служил точкой отсчета в его рутинном существовании и он нечасто глядел на циферблат. Но сейчас посмотрел и нахмурился, потому что положение стрелок говорило о том, что время кормежки давно прошло.

Так или иначе, как бы там ни было, но никто из них не показывался.

Наконец он поднялся, подошел к двери и прижался к ней ухом. Он знал, что там идет коридор, частично из-за того, что имел возможность его видеть когда его сюда отводили, хотя тот период он помнит теперь недостаточно отчетливо, а также потому, что ему часто приходилось слышать осторожные крадущиеся шаги карногов, проходящих мимо, так часто, что он сбился со счета. Теперь там тоже слышались звуки. Но это были не карноги…

Звуки были настороженными, что-то вроде неритмичных двойных ударов, и от них создавалось впечатление, что производились они чем-то большим и очень неловким. От звуков этих в голове Хескета зашевелились давным-давно уснувшие там мысли, а дрожь стала неконтролируемой.

Он вновь уселся на койку и обхватил себя руками, стараясь сохранить тепло тела. Звуки эти, подумалось ему, должны были иметь какую-то связь с сегодняшней задержкой пищи и он почувствовал вялое недовольство.