Всемирная история для тех, кто всё забыл

«Наполеон носил в себе зародыш катастрофы. Сам его характер явно и неотвратимо вел его к поражению. После стольких больших неудач он уже не мог больше существовать в своих собственных глазах без той высоты, с которой он упал. И даже возвращение на вершину могущества не могло бы его удовлетворить. Его качества, ставшие причинами его возвышения, его отвага, его вкус к великим шансам, его привычка рисковать для достижения результатов, его амбиции — все это должно было привести его к поражению. Его расчетливость и осторожность, его предусмотрительность и железная воля уступили место небрежности, беспечности, вялости, неуверенности и бесконечной нерешительности.

С точки зрения физической и моральной в нем сочетались два человека.

Первый был худым, непритязательным, необыкновенно активным, равнодушным к лишениям, презирающим благополучие и материальные блага, предусмотрительным, осторожным, умеющим отдаваться на волю судьбы, решительным и упорным в своих намерениях, знающим людей и их нравы, что играло огромную роль на войне, добрым, справедливым, способным к настоящим чувствам и благородным к врагам.

Второй был толстым и тяжелым, чувственным и настолько занятым своими удовольствиями, что считал их своим важнейшим делом. Он был беспечным и боящимся усталости, пресыщенным всем, не верящим ни во что, если это не совпадало с его страстями, интересами и капризами, ни в грош не считавшимся с интересами человечества, презиравшим на войне элементарные правила осторожности, во всем полагающимся на свою удачу, на то, что он назвал своей звездой.

Его разум оставался тем же, самым великим, глубоким и продуктивным из тех, что я когда-либо видел, но ему не хватало больше ни воли, ни решительности, ни мобильности, и это походило на слабость.

Наполеон, которого я описал первым, блистал до Тильзита. Это был апогей его величия и эпоха его самого расцвета. Второй же стал дополнением его душевных терзаний, последовавших сразу за его женитьбой на Марии-Луизе.

Я много говорил о Наполеоне и думаю, что мне удалось описать его таким, каким я его видел, но все же считаю полезным добавить к уже сказанному вышеизложенный анализ до того, как я окончательно перестану произносить его великое имя».

Мнение генерала Дюмурье:

«Буонапарте поднимался, от преступления к преступлению, от ошибки к ошибке, к самой вершине славы и могущества. Его дерзости удавалось все, ибо Европа созрела для революции, которой он манипулировал. И не нашлось достаточно сильного правительства, чтобы остановить его коварство, равно как не нашлось умелого генерала, чтобы противостоять его оружию. Все европейские державы сами предоставили камни, из которых построен пьедестал этого колосса. Его карьера была блестящей, но легкой <…>

Его характер был очень вспыльчивым, его душа — очень горделивой, его желания — очень низкими, чтобы подниматься к славе по пути героизма. Это необычный человек, но не великий; это не знаменитый человек, а лишь широко известный <…>

Чуждый Франции и человечеству, бедствие Вселенной, палач нации, покоренной ему террором и глупостью, он с радостью пожертвовал целым поколением французов ради своих кровожадных амбиций. Что останется Франции после того, как эта кровавая комета прекратит испепелять мир? Источник постоянных войн, всеобщая деморализация и правительство в Алжире. Что ему самому останется от всех этих триумфов, от всех этих преступлений? Всепожирающие угрызения совести, если он останется на троне, публичное проклятие, если он с него падет <…>

Буонапарте — это дитя фортуны, и самый главный его талант состоит в том, что он смог всех в этом убедить. Вместо того чтобы приуменьшить его величие до его действительного масштаба, все всё приписывали его высочайшему гению; отсюда и проистекает уверенность в его непобедимости и в бессмысленности всякого сопротивления.

Его политика тороплива, ошибочна, бестактна; его правление — самоуправно, несправедливо, жестоко. Он не разбирался ни в законах, ни в финансах, ни в коммерции. Он умел только безумно тратить, разорять, уничтожать.

Остается его военный талант. Но этот талант, такой восхваляемый и такой счастливый до 1807 года, тоже может быть оспорен. Ни одна из его побед не была плодом военного искусства; он должен был проиграть все свои сражения, если бы вражеские генералы могли воспользоваться его безрассудствами. Его экспедиция в Египет, его война в Сан-Доминго и действия его эскадр являются лишь цепью ошибочных прожектов или неправильных поступков. Одни англичане до 1807 года смогли дать ему несколько трепок.