Всемирная история для тех, кто всё забыл

Третий проект Кодекса был представлен Камбасересом в июне 1796 года. На этот раз это был проект, разбитый на 1104 статей и разделенный на три части.

26 августа 1796 года Камбасерес в очередной раз поднялся на трибуну, чтобы отстоять свой проект Гражданского кодекса.

Проект Гражданского кодекса Камбасереса 1796 года

Консерваторы из Совета пятисот (нижней палаты парламента) вновь атаковали Камбасереса, и так продолжалось до конца января 1797 года. Потом все вроде бы успокоилось, но 26 февраля ряд депутатов вновь предложили вернуться к проекту Камбасереса. Стало очевидно, что так может продолжаться до бесконечности.

Уже в 1800 году Наполеон вызвал к себе Камбасереса и сказал:

— Вы подготовили несколько проектов кодекса. Не кажется ли вам, что было бы полезно объединить их и представить Законодательному корпусу такой вариант, который был бы достоин нашего времени и нашего правительства?

Второй консул показал Наполеону все три своих проекта. Охваченный энтузиазмом, Наполеон предложил создать специальную комиссию по срочной доработке кодекса. При этом он обратился к Камбасересу:

— Назовите мне людей, которые были бы способны выполнить эту работу.

Именно таким образом 12 августа 1800 года была создана упомянутая комиссия, в которую вошли Тронше, Порталис, Мальвилль и Биго де Преамно.

Спешная работа комиссии, как мы уже говорили, была закончена к 21 января 1801 года. Потом начались обсуждения проекта Кодекса в Государственном совете. Первое пленарное заседание по этому вопросу было проведено 17 июля 1801 года. Всего по этому вопросу было 107 заседаний Государственного совета, и на 52 из них председательствовал Камбасерес.

В конечном итоге Гражданский кодекс, состоявший из 2281 статьи, разбитых на четыре части, был окончательно принят 21 марта 1804 года.

Какова же роль непосредственно Наполеона в создании Гражданского кодекса?

Некоторые историки утверждают, что он был «весьма одаренным законоведом», что он «от природы хорошо владел всеми методологическими приемами, необходимыми для юриста». Уже упоминавшийся нами С. В. Боботов, в частности, пишет: «Обладая превосходными математическими способностями и склонностью к логическому анализу, Наполеон быстро овладел и юридической техникой, что дало ему некоторые преимущества в диспутах со своими коллегами по Государственному совету. Почтенные старцы французской юридической элиты были поражены тем, что первый консул цитировал наизусть римские дигесты и воспроизводил по памяти статьи из Декларации прав человека и гражданина».

Он же к этому добавляет: «В вопросах юридической техники Бонапарт ни в чем не уступал своим коллегам; он свободно и уверенно обращался с такими терминами, как: недействительность, ничтожность, безвестное отсутствие, обман, принуждение, заблуждение, собственность, плодопользование (узуфрукт), ипотека, контракт, обязательство, оспоримость купли-продажи вследствие чрезмерной ее убыточности (laesio enormis)».

Конечно, это явное преувеличение. Наполеон действительно участвовал в обсуждении Кодекса, но его интерес вызывали не узуфрукт, ипотека и оспоримость купли-продажи, а в основном вопросы, которые были близки ему лично. В частности, уже тогда Наполеон, прекрасно знавший об изменах своей жены Жозефины, очень интересовался проблемами развода, и он несколько раз, как свидетельствуют очевидцы, задавал вопросы относительно того, в какой мере оставление одним из супругов другого может послужить поводом к разводу. Граф Буле де ля Мёрт, один из членов Государственного совета, возглавлявший с 4 января 1800 года его законодательную секцию, заметил, что ввиду трудности определить, что представляет собой «оставление», лучше этот повод отдельно не выделять. Он сказал, что этот повод входит составной частью в другие законные поводы для развода, например перекрывается понятием безвестного отсутствия. Наполеон не согласился с этой точкой зрения и настаивал на выделении «оставления» как особого повода на том основании, что понятия «отсутствие» (absence) и оставление (abandon) различны по своей сути.

Совершенно очевидно, что Наполеон не понимал и не мог понимать очень многих юридических тонкостей и нюансов. Поначалу он с его стремительными манерами и военными привычками даже хотел весь Кодекс свести к ограниченному числу простых, ясных и общепонятных правил, которыми граждане могли бы без труда руководствоваться в своем поведении.

Много позже, уже на острове Святой Елены, он говорил об этом своему секретарю Лас-Казу:

— Сначала я думал, что можно свести законы к простым геометрическим теоремам, так чтобы каждый мог бы их прочесть.

Потом он все же одумался, и Лас-Каз приводит такую его фразу:

— С тех пор, как я стал слушать прения по обсуждению Кодекса, я часто замечал, что чересчур большая простота в законодательстве лишь вредит.