Всемирная история. Том 4. Новейшая история

Вместо маститых тысячелетий, повели летосчисление от эпохи мнимого освобождения: первый революционный год начался с осеннего равноденствия, 22 сентября 1793 года. Двенадцать равных месяцев (Vendemiare, Frimaire, Brumaire и т. д.) составляли три декады Примиди, Дюоди, Триди и шесть добавочных дней, названных санкюлотидами и предназначенных для самых нелепых празднеств. Некоторые нововведения оказались разумны и прочны, как например, применение децимальной системы к монетам, мере и весу. И снова началась травля на подозрительных — настоящих аристократов, того, что как называли революционеры, не существовало. 5 сентября 1793 года можно назвать началом систематического или организованного террора. Депутация секций и совета общин обычным образом явились в конвент с требованием такого террора. Революционная армия в 6000 человек и 1200 человек артиллерии, хорошо оплаченный трибунал и эшафот — все это, передвигаясь с места на место, должно было искоренить во всей Франции заговорщиков против революции. Закон против подозреваемых появился 17-го: достаточно привести третий параграф его, по которому «подозрительным» признается всякий, кто не получил свидетельства гражданской благонадежности, а недостойным этого драгоценного документа делался всякий, кто отказывался или затруднялся подписать кровавую петицию санкюлотов своей сессии.

Заседание революционного комитета во время разгула террора в Париже

Гравюра работы Карла Шлейха с рисунка Флагуара

Революционный трибунал работал теперь энергично и почти ежедневно посылал на смерть большее или меньшее число лиц без дальних формальностей, после краткого допроса, а часто и удостоверив только личность. 28 августа пал Кюстин, тот самый, который завладел Майнцем, но имел несчастье быть маркизом. Перед этим, единственным в своем роде, судилищем явилась 16 октября «вдова Капет», несчастная королева Франции. В истории мало таких ужасных примеров превратности счастья! Сраженная непомерными страданиями, она едва отвечала на предложенные ей вопросы. Ее судьи на этом допросе превзошли до такой степени всякую меру низости, что даже публика стала роптать.

Точный снимок и перевод письма Марии Антуанеты к принцессе Елизавете Бурбонской, сестре Людовика XVI; писано в Консьержери, 16 октября 1793 г., в 4:30 утра. (Письмо это было обнаружено среди бумаг Робеспьера)

«Пишу Вам, сестрица в последний раз. Меня только что осудили, но не на позорную смерть (она позорна только для преступников), а на воссоединение с Вашим братом. Невинная, как и он, я надеюсь проявить ту же твердость духа в последние минуты. Я спокойна, как бывают спокойны люди с чистой совестью. Глубоко сожалею, что приходится покидать моих бедных детей — Вы знаете, что я только для них и жила!

А Вы, добрая и милая сестра моя, Вы, которая ради дружбы с нами, ради того, чтобы быть с нами, пожертвовала всем — в каком положении я Вас оставляю. Во время суда я узнала, что дочь моя была разлучена с Вами. Увы, бедные дети! Не смею ей писать, зная, что она не получит моего письма. Сомневаюсь даже в том — получите ли Вы это письмо…»

Точный снимок подписи башмачника Симона, на протоколе заседания в Тампле (26 октября 1793 г.), где было выслушано заявление мальчика Луи Капета

Точный снимок подписи Луи Шарля Капета на протоколе заседания в Тампле, 6 октября 1793 г.