Кто оба мира порознь укрепил, сколь ни огромны они,
Протолкнул небосвод он вверх высоко,
Двуединым взмахом светило толкнул
[194]и раскинул землю.К самому себе я обращаюсь ныне:
«Когда я стану близким Варуне?
Насладится ль безгневно он моею жертвой?
Когда же обрадуюсь я его милости?»
Вопрошаю себя о грехе своем
[195], понять жажду, о Варуна,Прихожу к умным, пытаю расспросами.
Все одно и то же говорят мудрецы:
«Ведь этот Варуна на тебя же и гневается».
Что за грех величайший несу, о Варуна,
Если хочешь убить слагателя гимнов хвалебных, друга?
Не таи правду, о бог, ведь тебя не обманешь, о Самосущий.
Вот я иду поклониться тебе, пока не свершен грех!
Отпусти же прегрешения предков нам!
Отпусти и те, что сами мы сотворили!
Отпусти, Васиштху, о царь, как отпускают вора,
Укравшего скот, как теленка отпускают с привязи!
Не моя воля на то была, Варуна. Смутили меня
Хмельное питье, гнев, игральные кости, неразумие.
Совиновником старший был в преступлении младшего
[196].Даже сон не мог злодеяния отвратить.
Да услужу я щедрому господину как раб,
Я, безгрешный, богу яростному!
Благородный бог вразумил неразумных.
Сметливого подгоняет к богатству тот, кто много умней.
Эта хвалебная песнь, о Варуна Самосущий,
Да внидет к тебе прямо в сердце!
Да будет нам счастье в мире! Да будет нам счастье в войне!
Храните нас
[197]вечно своими милостями!ГИМН ИГРОКА
[198]
Дрожащие орехи с огромного дерева
[199]пьянят меня.Ураганом рожденные, перекатываются по желобку.
Словно сомы напиток с Муджават-горы
[200],Мне предстояла бодрствующая игральная кость.
Никогда не бранила жена, не ругала меня.
Ко мне и друзьям моим была благосклонна,
Игральные кости лишь на одну не сошлись,
И я оттолкнул от себя преданную жену.
Свекровь ненавидит, и отринула жена прочь.
Несчастный ни в ком не отыщет сострастия.
«Как в старой лошади, годной лишь на продажу,
Так в игроке не нахожу пользы».
Теперь другие обнимают жену того,
На чье богатство налетела стремглав кость.
Отец, мать и братья твердят одно:
«Мы знаем его!, Свяжите его, уведите его!»
Вот я решаю: «Не стану с ними играть,
Уйду от сотоварищей, на игру спешащих».
Но брошенные кости подают голос.
И спешу я к ним, как спешит любовница.
В собрание идет игрок, с собою беседуя,
Подбодряя себя: «Ныне мой, будет верх!»
Но пресекают кости стремленье его,
Отдают противнику счастливый бросок.
Ведь кости усеяны колючками и крючками.
Они порабощают, они мучают, испепеляют,
Одаряют, как ребенок, победителя они вновь лишают победы.
Резвится стая их, трикраты пятидесяти,
Законы их непреложны, как закон Савитара
[201].