Всемирная история: в 6 томах. Том 4: Мир в XVIII веке

Огромную часть печатной продукции составляло то, что было запрещено цензурой. Книготорговцы называли такую продукцию «философической литературой». Как правило, к ним относились, во-первых, собственно философские книги, подвергавшие критике устои власти и общества; во-вторых — порнография; в-третьих — любая сатира, публицистика, памфлеты, скандальные хроники, разоблачения. Спрос на «философические» книги стабильно оставался очень высок, торговать ими было опасно, но выгодно.

Новый взгляд на роль образования, а также утвердившиеся в обществе «вкус и привычка получать образование посредством чтения», как писал просвещенный министр двора Людовика XVI Кретьен Гийом Ламуаньон де Мальзерб в 1775 г., порождали очень высокий спрос на философские трактаты вроде «Духа законов» Монтескье. Модно стало читать научные труды, универсальные издания, описания путешествий. Появлялись и распространялись разного рода учебные книги, компиляции и популяризации.

Издательское дело почти везде, кроме Англии и Голландии, подлежало предварительной цензуре со стороны властей. В России вплоть до 1783 г. в связи с относительно невысоким статусом книги в жизни общества, цензуру осуществляли не специальные органы, а главы ведомств, имевших свои типографии: Синода, Сената, Академии наук, Славяно-греко-латинской академии, Московского университета, Артиллерийского, Морского и Сухопутного кадетских корпусов и некоторых других.

Цензура заключалась в выдаче привилегий и разрешений на издание книг. Кроме того, как светские, так и церковные власти могли осудить на изъятие и на уничтожение уже вышедшую книгу. На территории Испании, Португалии и Италии сдерживающее воздействие оказывал папский «Индекс запрещенных книг», который продолжал пополняться. Впрочем, инквизиция была уже не столь сильна. Что же касается судебных приговоров книгам, то они способствовали росту спроса на запрещенные издания. Разрешительная цензура часто оказывалась весьма либеральной, цензорские посты могли занимать люди, сочувствовавшие философским идеям. В феврале 1752 г. по приказу Королевского совета была запрещена продажа первых двух томов «Энциклопедии»: власти сочли, что они «способны расшатать устои королевской власти, укрепить дух непокорства и возмущения и своими темными и двусмысленными выражениями посеять заблуждения, распущенность нравов и неверие». Мальзерб — в ту пору директор Королевской палаты книгопечатания и книжной торговли (т. е. главный цензор) — должен был издать приказ об изъятии рукописей последующих томов. Он и выпустил такой приказ, однако накануне предупредил об этом редактора издания. «Ваши слова меня весьма удручают, — отвечал Дидро, — я никак не успею вывезти все рукописи, к тому же, за сутки трудно найти людей, которые возьмут на себя заботу о них и у которых они будут в безопасности». «Пришлите их все ко мне, — отвечал Мальзерб, — у меня никто не станет их искать!» Действительно, у Мальзерба материалы «Энциклопедии» оказались в полной сохранности.

Власть ничего не могла поделать с победным шествием печатного слова. «Оказалось, что бывают обстоятельства, когда недостает храбрости дать книге гласное разрешение, но при этом невозможно ее запретить», — писал тот же Мальзерб. Цензура выдавала так называемые негласные разрешения, за которыми, якобы, должны были последовать официальные.

«Литературная республика» оказывалась сильнее правительства. Постепенно менялся и статус литераторов. В новых условиях появлялась возможность зарабатывать литературным трудом. Руссо в 1759 г. продал издателю рукопись романа «Новая Элоиза» за 2160 ливров. Мармонтель после успеха романа «Велизарий» (1767) получил за следующий роман «Инки» (1777) 36 тыс. ливров. Это были огромные деньги.

Впрочем, громкий успех небольшого числа прославленных авторов для подавляющего большинства пишущих людей оставался призрачной мечтой. Почти половина трехтысячной армии французских литераторов середины 1780-х годов не имела никакого положения в обществе и никакой службы. «Жалкое племя, которое пишет для того, чтобы жить», — презрительно отзывался Вольтер об авторах, готовых за деньги написать что угодно. Жаждавшие сделать писательскую карьеру люди нанимались сотрудниками энциклопедий, словарей, антологий, «библиотек для чтения», занимались переводами. Из них рекрутировались публицисты, памфлетисты и пасквилянты. Стремление выдвинуться, обратить на себя внимание часто толкало их к резкости, они клеймили, разоблачали, срывали покровы.

В исторической науке давно обсуждается вопрос о том, какую роль революция в практике чтения сыграла в подготовке Французской революции конца XVIII в. Несомненно, в революционных событиях многие видели воплощение идей философов, ставших общеизвестными именно благодаря чтению. Несомненно также и то, что в 1787–1789 гг. литераторы и публицисты внесли существенный вклад в разжигание политического кризиса. В дальнейшем роль печатного слова в политической жизни Европы продолжала нарастать.

ПУТЕШЕСТВИЯ