Всемирная история: в 6 томах. Том 4: Мир в XVIII веке

Наличие серьезного финансового кризиса в предреволюционной Франции не ставится под сомнение никем из историков. В отношении же его причин единой точки зрения нет. Можно ли считать его свидетельством нежизнеспособности государственной системы Старого порядка в целом? Была ли она настолько недоступна для самореформирования, что ее революционная ломка оказалась неизбежной? Исследователями на сей счет высказывались разные мнения.

Дефицит средств преследовал французское государство на протяжении всех трех столетий существования Старого порядка (XVI–XVIII вв.). Утверждение в этот период абсолютной монархии вело к быстрому росту административного аппарата и сопровождалось многократным, по сравнению со Средними веками, повышением расходов на его содержание. Кроме того, происходившие тогда же радикальные перемены в способах ведения войны (настолько радикальные, что даже получили в исторической литературе название «военной революции») сделали настоятельной необходимостью для Франции, как, впрочем, и для других европейских держав, иметь постоянную армию, что тоже потребовало существенного увеличения расходов.

Для удовлетворения этих радикально выросших финансовых потребностей государству приходилось использовать старую, унаследованную еще от Средневековья фискальную систему. Особенностью ее было крайне неравномерное распределение налогового бремени среди населения. Поземельный налог — талья, являвшийся основным источником государственных доходов, выплачивался непривилегированными сословиями, а дворянские и церковные земли были от него освобождены.

Помимо сословных привилегий, избавлявших от уплаты этого налога, специфика фискальной системы Франции состояла в том, что за долгую историю существования тальи монархи даровали и продали слишком много частных освобождений от нее. Особенно активно это происходило в периоды гражданских смут, когда короли для привлечения на свою сторону того или иного города, могли его освободить от тальи навечно. Такие же привилегии порою получали для своих владений и отдельные лица, не обладавшие сословными привилегиями. В результате подобного сокращения налогооблагаемых территорий увеличивалась доля оставшихся плательщиков, ибо общая сумма налога не сокращалась. Кроме того, при покупке дворянином крестьянской земли этот участок также освобождался от поземельного налога. Ну а поскольку расширение подобным способом дворянских владений приобрело в XVII–XVIII вв. массовый характер, это еще больше сокращало базу налогообложения и отягощало фискальный гнет для тех, кто привилегий не имел.

Правящие круги хорошо понимали опасность положения и уже в начале XVIII в. пытались скорректировать финансовую политику монархии. Первым шагом в этом направлении стало введение Людовиком XIV поголовного налога (капитации) — сначала временно, ас 1701 г. на постоянной основе. В 1710 г. этим же королем был установлен еще один всесословный налог — десятина. Хотя сами по себе эти меры еще не означали радикальных перемен в фискальной системе государства, они утвердили принцип всесословного налогообложения, реализация которого стала лейтмотивом действий последующих правительств.

В мае 1749 г., по инициативе Ж.-Б. Машо д’Арнувиля, министра Людовика XV, правительство отменило десятину, временный прямой налог, заменив ее постоянным налогом — двадцатиной, поступления с которого должны были идти в специальную кассу погашения государственного долга. В преамбуле особо подчеркивалось, что налог носит всесословный характер: «ничто не может быть более правильным и справедливым, чем распределение его между всеми французами в зависимости от их возможностей и размеров доходов». Причем основная тяжесть двадцатины ложилась на имущие слои населения, так как обложению подлежал лишь «чистый доход» — от земельной собственности, торговли, промышленности, движимого имущества и должностей, но не плата наемных работников. Однако реформы Машо вызвали ожесточенное сопротивление традиционных государственных институтов — парламентов, провинциальных штатов, а также церкви. Поскольку преобразования были предприняты в крайне неблагоприятной обстановке широкого распространения оппозиционных настроений и падения авторитета власти, они не получили поддержки даже тех слоев общества, которые в перспективе должны были выиграть от более равномерного перераспределения фискального гнета. В результате правительство вынуждено было пойти на уступки церкви ив 1751 г. подтвердило налоговый иммунитет духовенства. Таким образом, хотя Машо и удалось добиться введения двадцатины, данный налог лишился своего принципиального преимущества — всесословности.