Всемирная история в анекдотах

— А может, татарское иго это было не так уж плохо? Тогда мы по крайней мере знали, в какую обращаться инстанцию.

Анек Дот, наследник Геро Дота.

Как вандалы довели гуннов до нашествия

Гунны жили в Азии. Ничего не скажешь, культурная страна. Но, конечно, не по сравнению с Африкой.

Послали гунны в Африку своего человека. Посмотреть как там и что. Возможно, перенять какие-нибудь культурные традиции.

Ходит гунн по Африке, знакомится с культурой. Африку как раз незадолго перед тем посетили вандалы, остались в ней жить, добавили еще и своей культуры. Очень культурная получилась страна.

Познакомился гунн с одним вандалом, стал к нему в гости ходить. Сидят, разговаривают. Вандал говорит:

— Африка — это, конечно, Африка, но Европа — это Европа. Между прочим, Европа — моя историческая родина. А где твоя историческая родина?

Пришлось гунну признаться, что у него нет исторической родины. Обыкновенная есть, а исторической нет.

— Так не бывает, — говорит вандал. — У каждого человека две родины: обыкновенная и историческая. Когда на одной прижмут, уезжаешь на другую. На другой станет тошно — вернешься на первую. Вот я как раз сейчас собираюсь в Европу, на историческую родину. Если хочешь, поехали вместе.

А почему бы и не поехать? Сели, поехали.

Первой европейской страной оказалась Греция. Тоже культурная страна. Но тут как получилось? Кто-то среди бела дня зарезал быка, и греки искали того, кто зарезал, чтобы судить его по своему европейскому обычаю.

— Культурная традиция, — объяснил вандал. — Смотри и набирайся впечатлений.

И тут нашли преступника. Им оказался нож. Положили его на скамью подсудимых, начали судебный процесс.

— Ничего себе традиция! — говорит гунн вандалу. — Выгораживают преступника, наверняка, он сунул кому-то в лапу!

Как приговор зачитали, гунн не выдержал, схватился за нож, перевернул скамью подсудимых.

— Я, — говорит, — вам покажу культурные традиции!

— Ты чего шумишь на чужой исторической родине! — прикрикнул на него вандал. — Езжай на свою, там и шуми, своей не имеешь, так сиди тихо.

— Это я не имею родины? — гунн хотел опять схватиться за нож, но его уже куда-то упрятали. Согласно приговору. — У меня великая родина. Самая великая в мире. Против моей родины ни одна историческая родина не устоит!

Конечно, Азия — самая большая земля. Но хвалиться этим — признак отсутствия культуры.

Греки между тем расположились вокруг зарезанного, теперь уже и зажаренного быка и пируют в честь торжества правосудия. Тем же ножом режут того же быка, соединяя таким образом жертву с преступником.

Увидев такое дело, гунн уже и вовсе не выдержал. Выгнали его из Греции и вообще из Европы.

В общем, вернулся он к себе домой. А куда ему податься? У него родина одна, не то, что у некоторых.

Рассказал про Африку, про Европу. Какая у них там жизнь, какие культурные традиции. Пока рассказывал, сам увлекся, стал тосковать по чужой исторической родине. Какая там культура! Взять простого быка: ведь и его можно зарезать культурно, с соблюдением традиции…

Так увлек своих гуннов, что они оседлали коней и двинули на Европу, в свое знаменитое нашествие. А вандалы, узнав про это, тоже оседлали коней и помчались спасать свою историческую родину. И двигались вандалы по своей исторической родине, сметая все, что гунны недосмели. Рим смели, другие культурные центры.

Европа еще как-то выдержала нашествие, но освобождения от нашествия выдержать уже не смогла, и на много, много веков в ней воцарилось средневековье.

Гунны

Гунны, первые великие переселенцы, домов не строили, они боялись домов, как могил, предпочитая всю жизнь проводить на лошади.

Проголодался — соскочил с лошади, полоснул ее ножом по ноге, напился крови — и дальше поскакал.

У них вся жизнь была на полном скаку. Они и трудились на полном скаку, и женились на полном скаку, и даже спали на полном скаку…

Вот откуда, вероятно, пошло выражение: солдат спит, служба идет.

Утечка возрождения в средневековье

В середине шестого века в Византийской империи стала замечаться утечка мозгов. Утекали мозги на восток, в тамошнее средневековье, на глазах у всех превращая его в Возрождение, тогда как византийское Возрождение все больше превращалось в средневековье.

Законодатель Трибониан до поздней ночи просиживал над законами, пытаясь остановить утечку мозгов. Но законы были хорошие: все, что должно быть запрещено, было запрещено, все, что не должно быть разрешено, не было разрешено. Чего же еще? Но мозги все равно утекали.

Прямо с работы законодатель являлся к любимой, но незаконной женщине Феодоре (даже законодатели предпочитают незаконных жен) и делился с ней своими печалями. Феодора смотрела ему в рот — сначала когда он кушал, потом когда разговаривал, — а под конец говорила:

— Напридумывали законов, по которым невозможно жить, а потом удивляются, что люди утекают вместе с мозгами.