Всемирная история в десяти томах. Том 2

Наиболее интересен в этом смысле религиозно-философский роман начала III в., написанный известным софистом Филостратом, о мудреце и «чудотворце» I в. н. э. Аполлонии из каппадокийского города Тианы. Филострат был близок к жене Септимия Севера Юлии Домне, собиравшей вокруг себя всех выдающихся представителей тогдашних образованных кругов. Здесь обсуждались все волновавшие их вопросы с известной свободой, допускавшейся Юлией Домной, которая стояла в некоторой оппозиции сперва к мужу, а затем к сыну.

Филострат с одобрения или даже по совету императрицы попытался дать в своём романе новый идеал современникам. Его Аполлоний, которого, кстати, некоторые противники христианства впоследствии противопоставляли Христу, — совершенный образец античной мудрости и добродетели. Эти качества он приобрёл праведной жизнью по заветам Пифагора и общением с философами Эфиопии и Индии. Свою мудрость Аполлоний ставит на службу обществу. Он поучает граждан, реформирует и восстанавливает религиозные обряды, успокаивает мятежи, обличает корыстолюбцев, изгоняет демонов, даёт Веспасиану советы, как наилучшим образом устроить империю, причём формулирует программу монархии, основанной на городской автономии, свободе мысли и мирной политике, активно борется против «тирана» Домициана.

Это служение обществу сближает Аполлония с идеалом мудреца в учениях стоиков и киников. С ними роднит его и представление о всеобщем гармоническом единстве мира, но обоснование ему он даёт несколько иное. Для стоиков высшим началом был разум; разум диктовал подчинение неизбежным законам природы, исполнение долга и т. п. Аполлоний в духе положений неопифагорейцев и платоников учит, что выше разума стоит некое идеальное начало, общее всему и всё объединяющее. Разумом его познать нельзя, но к нему надо стремиться, так как только в соединении с ним — высший смысл жизни.

Чем дальше, тем острее становится идеологическая борьба, развёртывающаяся параллельно с борьбой социальной. Среди аристократии западных провинций крепнет культ Антонинов, но не реальных, исторических Антонинов, а идеальных правителей, которые ещё явятся и устроят мир без солдат, без «варваров», без «тиранов» и передадут всю власть сенату. Появляются пророчества о грядущем пришествии такого сенатского «мессии». С ним сближается, между прочим, и Геракл, но не народный Геракл-труженик, а аристократический Геракл, «добрый царь», гроза тиранов, укротитель «черни». Такого Геракла особенно чтили правители Галльской империи: император Проб, искавший союза с западной знатью, и палач багаудов Максимиан. Среди восточной аристократии в соответствии с её политическими устремлениями большое распространение получают солнечные культы. Солнце здесь мыслилось как единственный или во всяком случае верховный бог и вместе с тем как особый покровитель императора, который так же велик и недосягаем на земле, как солнце на небе. Это-то солнце и избрал своим богом Аврелиан, налаживая отношения с Востоком после победы над Зенобией.

В армии и связанных с нею кругах всё ещё процветал культ Юпитера — бога римской мощи и славы. Сложные религиозно-философские системы в народе и армии распространялись слабо или принимали формы примитивной магии и веры в демонов. Только культ «спасителя» Митры, ясно дававший ответ на вопрос о происхождении зла и об избавлении от него, а также христианство находили здесь всё больше сторонников.

В среде муниципальных рабовладельцев и связанной с ними городской интеллигенции идеологический кризис чувствовался острее всего. Большое распространение получают здесь христианские и нехристианские гностические системы, созданные главным образом уроженцами Сирии и Египта, где, особенно в Александрии, развиваются новые религиозно-философские школы, близкие к платонизму. На гностиков сильно влияли также египетские, сирийские и персидские мистерии. Их учения излагались в форме тайных откровений.

При всём различии этих систем их объединяла крайне пессимистическая оценка мира и человечества, что естественно для представителей класса, уходящего в прошлое. Бегство от общества, строгий аскетизм пользовались всё возрастающей популярностью в этих кругах. Презрение к «черни» заставляло гностиков делить человечество на немногих избранных, живущих духом, и массы обречённых на погибель людей, преданных только материальным интересам. Общая неудовлетворённость действительностью приводила к заключению, что зло неизбежно присуще материальному миру, греховному и испорченному. Ни улучшить, ни перестроить его нельзя, он обречён на гибель. Поэтому мудрый не может и не должен служить благу человечества, государства, города. Его дело — заботиться о собственном спасении, изучая высшие тайны мира духов, что должно привести его к преодолению царящей в мире роковой необходимости и ввести в область высшей свободы.