В дальнейшем им создано множество назидательных басен, песен, шванков и драматических произведений. Сакс писал для народа, для широких демократических кругов немецкого города. Писал он просто, без особых затей, хорошо зная вкусы скромных тружеников. Его лучшие произведения подкупают читателя своей непосредственностью, мягким юмором, светлой жизнерадостностью и той пленительной наивностью, которая роднит их со многими произведениями народной словесности. Ганс Сакс видел тёмные стороны жизни. Его тревожили начавшийся упадок цехового ремесла, возросшая власть денег. Корысти ради большие господа «сдирают с бедняков кожу», «ощипывают и пожирают их живьём», корысти ради попирают они правду и человечность («Корыстолюбие — ужасный зверь», 1527 г.). Печалил Сакса также разлад, царящий в раздробленной феодальной Германии. Он мечтал о мире и единстве. В них видел он спасение многострадальной отчизны («Достохвальный разговор богов, касающийся разлада, царящего в Римской империи», 1544 г.). Но особенно охотно писал Сакс о простых людях, обо всём том, что его непосредственно окружало в повседневной жизни. Он любил свой родной город, его красивые здания, его деятельных бюргеров («Похвальное слово городу Нюрнбергу», 1530 г.). С лукавой усмешкой рассказывал он о сказочной стране лентяев, где текут молочные реки, где жареные утки попадают прямо в рот ленивцу, а самого большого тунеядца избирают в короли («Шлараффенланд», 1530 г.). Карнавальное оживление царит в весёлых шванках и фастнахтшпилях Ганса Сакса: ловкие плуты водят за нос глупцов и простофиль («Школяр в раю», 1550 г.), ландскнехты наполняют шумом и гамом райскую обитель («Пётр и ландскнехты», 1577 г.), широкая масленица с песнями, плясками, забавами и дурачествами разного рода шествует по земле («Немецкая масленица»). Поэт осмеивает лицемерие и распутство попов («Старая сводня и поп», 1551 г.) и т. п. Из окружающей жизни, из народных побасёнок черпал Ганс Сакс материал для своих многочисленных произведений. Ему были известны и античные авторы и творения итальянских гуманистов (например, Боккаччо).
Нового заметного подъёма немецкая литература достигла на исходе XVI в. Именно в это время увидели свет народные книги о докторе Фаусте (1587 г.) и Агасфере Вечном Жиде (1602 г.), в основе которых лежали сказания, принадлежащие «к самым глубоким творениям народной поэзии всех народов».[26]
Не раз впоследствии многие выдающиеся писатели обращались к этим сказаниям. Особенно большой успех выпал на долю легенды о Фаусте (Марло, Лессинг, Гёте, Ленау, Пушкин и др.), в которой запечатлелся дерзновенный, мятежный дух эпохи Возрождения.Конец XVI в. отмечен также расцветом сатиры, обращённой главным образом против лагеря феодально-католической реакции. Особенно резким, беспощадным обличителем католической церкви являлся Иоганн Фишарт (1546—1590), последний выдающийся немецкий писатель этой эпохи. Фишарт страстно ненавидел папистов. Папский Рим рисовался ему чудовищной головой Горгоны, которая умерщвляет всё, на что направлен её ужасный взор («Голова Горгоны Медузы», 1577 г.). Он издевался над монахами, над католическими святыми, над всем прошлым и настоящим католической церкви («Улей святого римского пчелиного роя», 1579 г.). С особым рвением нападал Фишарт на иезуитов. Он изображал их смрадным исчадием ада, слугами сатаны, воплощением всех возможных пороков («Легенда о происхождении четырёхрогой иезуитской шапочки», 1580 г.). Фишарт насмехался над астрологией и прочими суевериями, прославлял труд («Счастливый цюрихский корабль», 1576 г.) и ратовал за разумное гуманное воспитание детей («Философическая книжечка о браке и воспитании», 1578 г.). Широкую картину современной жизни нарисовал Фишарт в своей «Необыкновенной истории о жизни, деяниях и возлияниях от безделья за полной чашей прославленных витязей и господ Грангузье, Гаргантюа и Пантагрюэля» (1575 г.). Эта причудливая книга представляла собой вольную обработку первой части романа Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Где только было возможно, Фишарт усиливал антикатолическую сатиру Рабле, заострял и умножал его выпады против церковного обскурантизма и главным образом против монахов. Зато языческое вольномыслие французского гуманиста было ему в значительной мере чуждо. В то же время Фишарт энергично выступал против огрубения нравов, религиозного фанатизма, произвола монархов, морального упадка знати, мошенничества купцов и прочих пороков современности. В отличие от Ганса Сакса Фишарт не искал ясных и простых поэтических форм. Он любил сгущать краски, нагромождать детали, обрушивать на читателя каскад причудливых образов и эпизодов. «Запутанным бесформенным сколком ныне запутанного и бесформенного мира» назвал Фишарт свою «Необыкновенную историю». Фишарт был последним крупным представителем немецкого Возрождения.
Портрет молодого человека. А. Дюрер. 1521