Помещики нового, капиталистического типа представляли значительно менее влиятельную в политическом отношении группу. Их опорой были созданные реформой 60-х годов земства, функции которых ограничивались узким кругом вопросов местного благоустройства, здравоохранения и просвещения. Дворяне-земцы играли ведущую роль в либерально-оппозиционном движении, пытаясь путем соглашения с правящей верхушкой добиться дальнейшего развития буржуазных реформ и создания в рамках самодержавного строя представительных учреждений для господствующих классов.
Русская буржуазия начала складываться еще в крепостную эпоху. В пореформенные десятилетия этот процесс ускорился. Вчерашние купцы, откупщики, хлеботорговцы, разбогатевшие деревенские кулаки и ростовщики превращаются в железнодорожных, промышленных, банковских воротил. Экономической силе торгово-промышленной буржуазии не соответствовали ее крайне слабый политический вес и отсутствие какой-либо классовой организации. Возникшие в 60—70-х годах общества и съезды промышленников (Совет съезда горнопромышленников юга России, Постоянная совещательная контора железозаводчиков, Совет съезда бакинских нефтепромышленников и др.) представляли узкие, своекорыстные интересы отдельных групп и слоев крупной буржуазии. Русская буржуазия не была революционным классом; в пореформенное время, перед лицом надвигавшихся социальных потрясений она стремилась обеспечить себе покровительство со стороны царизма с его полицией, армией, бюрократией.
В свою очередь царизм, оставаясь диктатурой дворян-помещиков, вынужден был учитывать во все большей мере потребности капиталистического развития страны. Без крупной промышленности и железных дорог царская Россия не могла сохраниться как великая держава, не могла участвовать в обостряющейся борьбе капиталистических государств за раздел мира. Содержание армии и полицейско-бюрократического аппарата требовало огромных средств. Старые источники доходов, унаследованные от крепостного времени, приходилось дополнять новыми. Быстро росли косвенные налоги — акцизы на сахар, табак, керосин и др., связанные с развитием промышленности. Однако этот рост налогов, разорявший широкие массы населения, не поспевал за непрерывным увеличением расходов. Выход искали во внешних займах. Задолженность России ее иностранным кредиторам выросла с 537 млн. руб. в 1861 г. до 3 966 млн. руб. в 1900 г. Царизм все больше зависел от европейских бирж: в 60—70-х годах — главным образом берлинской, а с середины 80-х годов — парижской, значение которой для России быстро возрастало по мере ухудшения русско-германских отношений. Превращение Франции в банкира царизма ускоряло в свою очередь оформление внешнеполитического союза обеих стран. Династические узы и монархические симпатии, традиционно связывавшие русский двор с прусско-германским, должны были отступить перед неумолимыми требованиями экономической и политической борьбы.
С этими требованиями приходилось считаться и внутри страны. Направляя львиную долю денежных ресурсов России на военные и административные расходы и субсидирование помещиков (для чего в 80-х годах был учрежден, в частности, специальный Дворянский банк), царское правительство стремилось одновременно ускорить промышленное развитие страны с помощью иностранных капиталов. Такова была одна из основ финансово-экономической политики пореформенной монархии, с особенной настойчивостью проводившейся в жизнь С. Ю. Витте (министр финансов в 1892—1903 гг.). Интересам русских и обосновавшихся в России иностранных капиталистов отвечали введение высоких таможенных пошлин, денежная реформа 90-х годов (переход к золотому обращению), экспортные премии, государственные гарантии доходов частных железнодорожных обществ, щедро оплачивавшиеся казенные заказы и т. д. В этой политике «воспособления» капиталу немалую роль играли и корыстные интересы царских сановников и титулованных аристократов, участвовавших в операциях акционерных обществ и банков.
В. И. Ленин так характеризовал социально-политический строй России к концу XIX — началу XX вв.: «... Царь является главой господствующего класса, именно класса крупных землевладельцев, которые уже тысячью нитей связаны с крупной буржуазией и готовы защищать всеми средствами насилия свою монополию, привилегии и барыши»[56]
.