Всемирная выставка в Петербурге

— Знаете, Матильда, мне недавно замечательный экземпляр «Нищеты философии» в руки попал! Из первого издания! Хотите, почитать дам?

— Ах, увольте! На что мне? Ещё нищеты не хватало! — Вздохнула Матильда и делано отмахнулась.

Венедикт ещё раз мысленно обругал себя. Нашёл, с чем полезть! Старая книжка, с которой всё начиналось: ну, разумеется, дама, которая носит штаны, с ней знакома! И, конечно, своё мнение имеет! Ведь это же не какая-то гимназистка, которая только вчера услыхала слова «Маркс» и «секс» от какого-нибудь недоучившегося студентика, обещавшую сделать её взрослой женщиной!..

Боже, как глупо!

На счастье Венедикта неловкая беседа прервалась продолжившимся заседанием. Снова начали спорить о целях, о методах, о характере социализма, долженствующего определить физиономию грядущего XX века, о сущности крестьянина — бунтарской ли, общинной или мелкобуржуазной... Самому ему участвовать в дискуссии не хотелось: слишком уж напоминала она делёж шкуры неубитого медведя. Вместо этого Венедикт сидел и беспрестанно любовался Матильдой. Если такие яркие личности, как она или как Перовская, не погнушались принять участие в этом съезде, значит, и он не ошибся, примкнув к Нечаеву... И значит, идея Нечаева с ликвидацией Михаила, видимо, имела резон...

Глава 28, В которой Николай Львович удивляет сначала старушку, а после — ребёнка.

— Может, кто-то из этих? — спросил Николай Львович, выложив на стол несколько фотографий известных энэмов, уже побывавших в руках у стражей порядка.

Перед ним сидела стройная старушка, затянутая в тугой корсет и усыпанное рюшами платье с турнюром и по моде двадцатилетней давности. Рядом с местом, где он разложил фотографии, на белой скатерти, стоял молочный чай — две чашки из сервиза, посвящённого различным видам Индии.

— Нет, — сказала мисс Моррисон. — Этих здесь нет. Если они снова здесь появятся, я тотчас же дам вам знать, мистер министр.

Говорила она с очень сильным акцентом, но бегло.

— Это было бы отлично, уважаемая Елизавета Ионафановна. Только ещё больше Государю и мне как его посланнику хотелось бы, чтобы при следующем обращении к вам этих людей... или, впрочем, любых других незнакомых людей с тем же вопросом... вы бы сделали вот что... Ещё раз напомните: каков был из себя великий князь Михаил Александрович?

— О, прелестный мальчик! Очень ласковый. Очень добрый, порою ранимый... С ним было нетрудно! Знаете, он никогда не противоречил старшим! Может, не дошёл до того возраста...

— А внешность?

— Светлые волосы, голубые глаза... Честно говоря, в два года ещё трудно судить о том, насколько хорошим собою вырастет человек...

— Да, конечно. А рост? Может быть, вы припомните: был ли он крупным ребёнком или, быть может, напротив, ниже обычного в этом возрасте?

— О, он был довольно рослым! В царской семье все были высокими. Вспомнить хотя бы Государя Императора Николая Павловича... Вы застали его?

— Да. Немного... Мисс Моррисон! Если ещё кто-либо примется выспрашивать у вас о приметах великого князя Михаила, то отвечайте, что тот был маленького роста, черноглазый, черноволосый, вспыльчивый, непослушный и непоседливый...

Англичанка округлила глаза. Кажется, она решила, что ослышалась, так что Николай Львович ещё раз повторил просьбу на её родном языке, присовокупив:

— Это поручение Государя!

— О!

— А как насчёт отметин, шрамов, родинок, ещё примет каких-нибудь? — Спросил Николай Львович. — Были таковые у Михаила?

— Не припомню. Впрочем, много лет прошло... Хотя, думаю, если бы были какие-то явные, я бы запомнила.

— Впредь, Елизавета Ионафановна, отвечайте и этот вопрос тоже с точностью до наоборот! Придумайте, пожалуйста, какую-нибудь примету, которую сложно подделать. След какой-нибудь травмы, болезни... К примеру... Пусть будет рябой!

— Но тогда все подумают, что я плохо смотрела за ребёнком! — Возмутилась англичанка.

— О, нет! Не подумают! Уверяю вас: головы всех лиц, заинтересованных в этом деле, будут в тот момент заняты совершенно другими вопросами!

— Значит, Серж хочет, чтобы я лжесвидетельствовала... — растерянно проговорила старуха, которую, видимо, уже нередко посещали мысли о душе и загробном мире.

— Просто маленькая хитрость ради безопасности России! — Сказал министр. — Господь знает, что вы с добрым умыслом! Так мы сможем отвернуть народ от самозванца и предотвратить в стране мятеж!

— О! Мятеж! — Повторила мисс Моррисон, отпив из чашки с изображением бравых сипаев на фоне бескрайних маковых полей. — Мятеж, это, конечно, очень дурно!

***

От старой царской няньки министр вышел в целом удовлетворённым. Кажется, она слишком сильно протестовала против, скажем так, немного искажённого изображения Михаила. Маразмом мисс Моррисон вроде ещё не страдает, так что, пожалуй, действительно сделает то, что от неё требуется. Ну а свидетельству той, что купала и пеленала самого великого князя, всяким Коржовым их приятелям-нигилистам противопоставить будет нечего. Низкий рост, чёрные волосы — и баста!