Всемирный потоп

Новоявленным вильсонианцам во втором лейбористском правительстве Макдональда это, как всегда, пришлось не по вкусу. По мнению Макдональда, Великая война явилась результатом франко-русских интриг не в меньшей степени, чем германской агрессии[1462] Совершенно необходимо было сделать так, чтобы Британия никогда больше не оказалась в том положении, в котором она оказалась в 1916 году, когда ее вовлеченность в европейские события заставила страну рисковать всем ради бесполезного конфликта с прогрессивным американским президентом. Конференция 1930 года проходила в Лондоне, но ее исход определялся американской делегацией. Если ключом к европейской безопасности была готовность британцев поддержать французскую армию, прибегнув к жесткой морской блокаде, то без согласия американцев обойтись было невозможно. Британия не стала бы обещать Франции ничего, что могло вызвать недовольство Америки.

24 марта 1930 года госсекретарь США Генри Стимсон, отчаянно пытаясь увести конференцию с «края обрыва», заявил, что если Франция согласится на разоружение, то Соединенные Штаты рассмотрят вопрос о заключении консультативного пакта, согласно которому они возьмут на себя обязательство заранее определять свою позицию в случае любой франко-британской блокады[1463]. Это было намного больше того, на что был готов в 1924 году госсекретарь Хьюз, правда, Стимсон не согласовывал своих слов с Госдепартаментом или президентом Гувером. Его предложение так и не дошло до обсуждения в Сенате. Но этой малой уступки, предполагавшей, по крайней мере, возможность поддержки со стороны Америки действий Британии в пользу Франции, оказалась достаточно для того, чтобы Франция согласилась не срывать конференцию. Неблагоприятным исходом этой борьбы стало, однако, то, что Франция была выставлена в неблагоприятном свете именно тогда, когда она отчаянно нуждалась в поддержке Британии.

После обескураживающего начала переговоров вокруг плана Юнга, движение за европейскую интеграцию, пережившее первый прилив энтузиазма после кризиса в Руре, возвратилось к самой главной теме дискуссии[1464]. В июне 1929 года в ходе встречи в Мадриде Бриан и Штреземан, помня о жесткой позиции США в вопросе военных долгов, обсудили вопрос создания европейского блока, достаточно крупного для того, чтобы составить конкуренцию американской экономике и уйти от зависимости от Уолл-стрит[1465]. 5 сентября 1929 года, выступая с трибуны Лиги Наций, Бриан взял инициативу на себя: европейские страны, входившие в Лигу Наций, должны создать более тесный союз. Беззубого мирного договора, названного его именем, было недостаточно. При наблюдавшейся тенденции спада в мировой экономике и перспективах усиления американского протекционизма Бриан предлагал в первую очередь создать систему преференциального снижения тарифов. Однако этот экономический подход вызвал столь враждебное отношение, что зимой Бриан решил пойти по другому пути.

В начале мая 1930 года, за несколько недель до завершения Лондонской морской конференции, на которой было затронуто немало щекотливых вопросов, французское правительство разослало всем 26 европейским странам – членам Лиги Наций официальное письмо, в котором Париж призывал всех европейцев к осознанию важности «географического единства» и налаживанию продуманных, «основанных на солидарности связей»[1466].

В частности, Бриан предлагал учредить европейскую конференцию, которая бы проводила регулярные заседания с ротацией председателей и имела постоянно действующий политический комитет. Главной задачей конференции предполагалось создание «федерации, построенной на идее союза, а не единства». «Именно сейчас наступило время, позволяющее и требующее начать подобную конструктивную работу, – писал в заключение Бриан. – Настал решающий час, когда Европа, проявив дальновидность, может свободно определить собственное будущее. Объединимся же во имя жизни и процветания!»

II