Всемирный следопыт, 1928 № 02

Виткину (II, рис. 11) вогул нарисовал в виде длинного существа с большой зубастой пастью и громадным рогом на голове. Своими плавниками она напоминала рыбу. Покончив с чудовищем, Алхати нарисовал сбоку громадный треугольник (II, рис. 12), который он тщательно зачернил.

— Это «сас-поли-яны-нел»[52]), леший, у него нос во-о какой! — Здесь вогул далеко раздвинул руки, показывая, какой большой нос у лешего.

— А почему же берестяный?

— Кто знает… Я не знаю, такой уж живет… Это он ночью кричит: «Охо, охо!» У, мы боимся, беда!..

Здесь Алхати пришел в полный восторг от своего зоопарка, и в избытке веселья разразился хохотом, покатившись на оленью шкуру. Его смех был настолько искренен и заразителен, что я последовал его примеру, — да с таким усердием, что ручная белка, спокойно разгрызавшая до того времени орешки, моментально нырнула в свой ящик. Оттуда она выглядывала, опасливо поводя усатой мордочкой.

Насмеявшись, Алхати поднялся и вышел из юрты. Когда он вернулся, у него был необыкновенно довольный вид.

— Ну, вот, — сказал он, — пока мы здесь рисовали, дождь прошел, и на небе видны звезды. Ветер хороший стал. Теперь дождя больше не будет, и завтра мы пойдем.

Эта весть меня очень обрадовала, так как я уже было совсем отчаялся попасть в интересовавшее меня место до наступления холодов. Теперь же дело повернулось удачной стороной. Улегшись спать, я с наслаждением думал о предстоящем походе…

_{В. Чернецов в одежде вогула.}

Встреча с лапландской совой

Однажды, во время скитаний по северу, я спускался на лодке по быстрой горной речке. Ее пороги, коварные подводные камни и водовороты на каждом шагу готовили для моей утлой посудины разные пакости, и потому мне постоянно приходилось держаться на чеку. После особенно упорной войны с порогами, я решил отдохнуть и, прельстившись красивым местом на берегу, зачалил лодку. Развести костер было делом недолгим, и вскоре огонь весело потрескивал под закопченным котелком с водой. В ожидании чая я задумал осмотреть берег, где громоздились серые скалы, поросшие густым лесом. Скалы всегда привлекают меня, и я люблю лазать по ним, с любопытством заглядывая в каждую расщелину, в каждую пещеру в надежде найти там что-нибудь интересное.

Добравшись до самой вершины, я повернул было назад, как вдруг услыхал за спиной шорох. Моментально обернувшись, я увидел двух сов, сидевших на корне небольшой раскидистой березки. Они угрожающе щелкали клювами и топорщили оперение. Мне сразу бросилось в глаза, что птицы были линные и у них почти не было настоящих перьев. Вследствие этого совы не могли лететь и при моем приближении неуклюже заковыляли вниз по откосу, помогая себе крыльями. На бегу они угрожающе щелкали клювами.

«Мы не хотим с тобой связываться, но попробуй, подойди, и увидишь, как мы тебя отделаем» — слышалось в этом щелканьи, а злобное шипенье, напоминающее змеиное, красноречиво подтверждало их намерения.

Как только совы побежали, во мне вспыхнул охотничий инстинкт. Такой он, должно быть, был у наших предков, когда они бродили, одетые в звериные шкуры с каменными топорами в руках. Ружье осталось в лодке, и я, быстро нагнувшись, схватил осколок камня и, почти не целясь, швырнул им в одну из сов. Удар пришелся в голову, и сова, издав каркающий звук, сковырнулась вниз, распластав крылья. Два последующие удара докончили ее, и через мгновение она была мертва.

И тут на меня напало раскаяние. Я не переношу убийства бесцельного и тем более, когда зверь совершенно беспомощен, как было в данном случае. К тому же, сова была страшно худа и не годилась для еды, а ее шкурка, лишенная перьев, не могла быть пригодной для чучела.

Но сделанного не воротишь. Надо воспользоваться хоть другой совой и сфотографировать ее. Приняв это решение, я бегом пустился к лодке и вскоре вернулся с фото-аппаратом. Найти птицу было нетрудно, и я увидел ее сидящей между старой сосной и нависшим камнем. Когда я подходил к ней, она только шипела, но раздвиганье штатива повергло ее в сущее неистовство. Сова захлопала крыльями, а громкое щелканье клюва было похоже на звук кастаньет. Она грозилась изорвать меня на клочки и съесть, но я мужественно перенес ее угрозы и поспешил запечатлеть ее гнев на пластинке.

_{Сова сидела неподвижно, уставившись на меня круглыми немигающими глазами…}

После этого я вооружился прутиком и, несмотря на великое негодование врага, перегнал его на другое место. В выборе этого места у нас вкусы сильно расходились. В то время, как сова искала глубокой тени, я предпочитал свет и солнце. Наконец, мы сошлись на небольшой ямке под защитой скалы, при чем большая часть птицы была хорошо освещена.