Всемирный следопыт, 1928 № 11

Между тем попытки «Красина» пробиться к Чухновскому оставались безрезультатными. К 2 часам 15 июля стало ясно, что те 2–3 мили, что остались до самолета (который был уже виден), «Красину» не преодолеть. В 2 часа 30 минут радист Юдихин и журналист Кабанов с мешками за спиной уходят на лыжах для связи к Чухновскому.

Через несколько часов к нашему борту приближается группа из 10 человек: пять «чухновцев», Юдихин и Кабанов — это семь; кто же трое остальных? Кого еще подобрал Чухновский, какая бедствующая группа присоединилась к нему?..

Медленно движутся лыжники, и лишь через полчаса после того, как мы их увидели, на борт поднимаются пять изнуренных чухновцев с усталыми небритыми лицами и трое коренастых людей в серых фуфайках. Оказывается, это лыжники с «Браганцы» — норвежский охотник Нойс и итальянцы Альбертини и Матеода, друзья членов экипажа «Италии», добровольно явившиеся на Шпицберген для участия в розысках.

Нет конца вопросам, сыплющимся на головы чухновцев, но все вопросы смолкают, когда прибегает Анатоликус и говорит, что Мариано и Цаппи настойчиво просят Чухновского в лазарет. Никто не пошел туда за Борисом Григорьевичем, и я не знаю, как произошла эта встреча, подобной которой не было и, вероятно, не будет в нашем плавании. Вышел из лазарета Борис Григорьевич смущенный и прошел прямо к себе в каюту…

XIX. Пять дней на Кап-Вреде.

Я, конечно, не могу успокоиться, прежде чем не узнаю обстоятельств пятидневного пребывания Чухновского на Кап-Вреде. Жалко смотреть на кинооператора Блувштейна, у которого совершенно посерело и без того далеко не румяное лицо. Еще сильнее согнулась его сутулая спина, и понуро глядят из-под надвинутого на лоб шлема огромные уши. На правах сожителя Блувштейна я первым выслушиваю его рассказ:

— Ну, дорогой Николай Николаевич, вы, конечно, знаете обстоятельства нашего полета, но вам едва ли известно, что наши продовольственные запасы были крайне ограничены. Вооружение было самое мизерное. У нас была на всех одна винтовка и десять обойм патронов. Имелся и примус, однако, как водится в таких случаях, он был испорчен. Помните ведро, в котором вы нагревали нам снег перед стартом? Увы, оно оказалось не луженым, а освинцованным, и мы в первый же вечер, поев из него, принуждены были глотать молоко как единственное противоядие, имевшееся в нашем распоряжении. Аптечку мы, конечно, забыли на «Красине». К счастью ни на ком из нас отравление не сказалось, кроме бедняги Шелагина, у которого появились боли в животе.

Мы не имели представления о том, сколько времени потребуется «Красину» на спасение групп Мальмгрена и Вильери. Наше продовольствие с трудом можно было растянуть на несколько дней; Чухновский телеграфировал вам, что у нас хватит припасов на две недели, только для того, чтобы понудить вас, не заходя за нами, итти прямо к замеченной группе… Необходимо было пополнить наши запасы охотой.

Я забыл вам сказать, что как только мы сели и выяснилась полная невозможность взлететь, Джонни Страубе вытащил из кармана десять червонцев и, прыгая на одной ноге, весело заявил: «Ну, ребята, деньги есть — по двадцати целковых на брата — по целых сорок крон! Если у медведей цены такие же, как у норвежцев, то мы будем сыты и, быть может, даже сумеем приодеться». Однако лавок на Кап-Вреде медведи не построили, и нам пришлось отправиться в глубь полуострова в поисках пищи. Недалеко от берега, поднимавшегося ровными террасами от моря, мы заметили серый силуэт рогатого зверя. «Единорог»… — прошептал Страубе.

Распластавшись на животе, мы ползли по глубокому снегу к «единорогу», который спокойно шел по ущелью. При ближайшем рассмотрении «единорог» оказался полярным оленем. Страубе выстрелил. Олень остановился, повернул голову в нашу сторону. После второго выстрела он побежал. Еще шесть патронов выпустил Страубе ему вслед, Наконец девятым патроном он свалил оленя. Мы вскочили на ноги и, утопая по пояс в снегу, бросились к лежащему зверю. Однако он поднялся и, припадая на колени, стал карабкаться на утесы. Я выхватил у Страубе винтовку и последним патроном второй обоймы добил оленя.

_{Страубе выстрелил… Олень остановился, повернул голову в нашу сторону…}

Невозможно было вдвоем дотащить тушу оленя до самолета. Решили, что Страубе пойдет за людьми, а я останусь охранять тушу от посягательств птиц и медведей. Для этой цели в моем распоряжении имелся один патрон, и думаю, что если бы действительно явился медведь, то мне пришлось бы входить с ним в сделку с уплатой за оленя червонцами Страубе или позорно удирать. К счастью, вместо медведя я увидал второго оленя. После недолгого колебания я выпустил в него мой единственный патрон. Вы знаете, что я далеко не блестящий стрелок. Однако на этот раз я оказался почти Теллем: олень упал, судорожно дергая ногами. Мне пришлось проделать неприятную операцию добивания зверя финским ножом. Это не прошло мне даром. Миниатюрное копыто оленя раскровянило мне левую ногу. Наградой послужили мне вот эти рога.