Всемирный следопыт, 1928 № 07

Чтобы что-нибудь сказать, я выразил сомнение в целесообразности тяжелой работы тотчас после болезни.

— После болезни? Нет… Нет!… — запротестовал он.

— Все-таки это рискованно, организм, знаете… — добавил я, пытаясь выказать медицинские познания.

— Да нет же! — засмеялся он. — Вы спутали меня, очевидно, с моим сыном.

— Как сыном?

Тут я, кажется, принял вполне растерянный вид, окончательно ничего не понимая.

— Ну, да, — продолжал отец Георга, — произошло обычное недоразумение. Я думал, что Георг успел вам рассказать…

— И ваш сын?.. — почти боязливо спросил я.

— И мой сын — отец Георга. Очень рад вас видеть. Я вас, в сущности, уже знаю по словам Георга. А я, изволите видеть, Игорь Леонтьевич, дед его и прадед его сына, который полгода назад родился.

Последние слова он произнес совершенно с таким же сложным выражением лица и с такой же интонацией, как мой первый собеседник.

После этого он раскланялся.

Когда в комнату вошел еще кто-то вроде Георга, я подумал, что, если таким темпом будет продолжаться дальше, то, пожалуй, я и сам еще до ночи обрасту кристаллом и останусь стоять в одной из этих кубических комнат незыблемым сталактитом…

— Тут кто-то был? — спросил он.

— Да, я сейчас имел удовольствие познакомиться с твоим дедом, — ответил я и добавил:

— Если ты Георг, а не еще какой-нибудь предок…

— Я самый настоящий Георг! — засмеялся он.

— А знаешь, пожалуй, будет более по-товарищески сказать мне наперед, во избежание недоразумений: нет ли у тебя еще прадеда и других предков, которых бы я мог принять за одного из вас троих?

Он улыбнулся и успокоил меня:

— Прадеда нет, но есть прабабка.

Я облегченно вздохнул:

— Ее-то уж, полагаю, ни с кем не спутаю. На всякий случай, не дашь ли ты мне какого-нибудь приспособления для распознавания?

— Мы, действительно, очень похожи, но ты легко будешь отличать нас друг от друга, если обратишь внимание, что каждый из младших совершеннее организован и в нем более определенно выражен наш тип, — это заметно по росту, по четкости черт лица, по глазам и т. д.

«Тоже какая-то система, как и в строении дома», — подумал я.

Георг, по обыкновению, точно прочитав мои мысли, сказал:

— Да, мы выкристаллизовываем свой род так же, как вырастили дом.

— Какого же типа вы добиваетесь?

— Типа совершенного, сильного человека, с настолько развитым мозгом, что он будет превышать то, что называется гениальностью.

— И каждый из вас посвящает свою жизнь будущему потомку, более приближающемуся к чистому типу?

— Ты понял.

— Зачем это вам нужно? И не лишаете ли вы себя настоящей жизни во имя рискованного опыта с гадательным потомком?

Он взглянул на меня с удивлением:

— Разве ты находишь, что наша жизнь неинтересна?

— О, я бы хотел наполнить свою жизнь хотя бы сотой долей того содержания, которым ты наполнил свою! — произнес я горячо.

— Так в чем же дело? Тебя устрашает, что мы непреклонно работаем над собой, проделываем опыты над своим родом, создаем свое потомство и служим ему? Смысл жизни — в труде, в достижении. Мы достигаем непрерывно. Не рассеиваем себя и свои силы, а накапливаем трудовые навыки, знание, усиленно тренируем и совершенствуем свой живой мозг для будущего общества — ты видишь — не без успеха. Это дает удовлетворение. Все побочные достижения, вроде особой длительности нашей жизни, вроде хотя бы этого дома и прочего, приходят естественно, сами собой, в процессе работы как попутные открытия.

Человек так же, как и его далекий предок — обезьяна, как и весь разнообразный животный мир, прошел длинный путь развития от простейшего одноклеточного организма. Человеческий организм, понятно, не застыл в этой форме, но его неуклонное развитие происходит очень медленно. Почему же мы можем при разведении животных и растений изменять породу, ускорять медленный ход развития, а не можем этого сделать с собой? — Конечно, вполне можем. Достигнуть улучшения породы можно изменением условий жизни, работы, воспитания, одним словом, разумной физической культурой, а также физико-химическими воздействиями, но, разумеется, эта работа должна проводиться в течение нескольких поколений. На ком же, кроме как на своей семье, можно проделать такой опыт?

— Это понятно, — сказал я, — но что представляют из себя ваши N-лучи, о которых ты несколько раз упоминал?