Всемирный следопыт, 1929 № 05

Библиотека у Ахматова, по большей части из его собственных книг, оказалась очень большой, но весьма своеобразной по подбору. Одна стена рабочего кабинета была занята литературой по железам внутренней секреции[7]) (в этой области Ахматов, несмотря на его молодость, являлся уже крупным специалистом); на противоположной стороне два больших шкафа были заняты исключительно книгами по оккультизму[8]) на всех языках, включая латинский и древне-еврейский (этими языками Ахматов владел свободно).

Против стола висел на стене большой в черной раме портрет Муссолини.

Несмотря на свой преувеличенно элегантный костюм, Ахматов оказался типичным книжным червем, и говорить с ним о чем-либо другом кроме внутренней секреции и оккультизма было трудно. Был момент, когда Ильина крепко тянуло за язык спросить, о чем вообще Ахматов может разговаривать в обществе, ко вспомнились глаза, какими он смотрел украдкой на мадам Ленуар, и стало жалко нажать на больное, должно быть, место.

Родился Ахматов в помещичьей семье в Тульской губернии, революцию же провел за границей, где и кончил университет. Газет он, по его словам, не читал, но убеждения имел кристально твердые.

— Революцию, — заявил он, — надо было в корне задавить; четвертую часть рабочих (меньшим не обойдется^) перестрелять; и прочно обеспечить существование и развитие науки и культуры.

В дальнейшем беседа свелась к тому, что Ахматов сначала битый час распространялся о гигантских лягушках, которых он создавал путем пересадок различных желез, потом перешел к утверждению, что все ныне совершающееся в науке и политике было предсказано мыслителями древности, и, вытащив с полки пару толстейших книг на допотопных языках, стал выкладывать оттуда цитату за цитатой.

_{Вытащив пару толстейших книг, Ахматов стал выкладывать оттуда цитаты…}

Однако содержание книг было настолько замысловато, что Ильин, хотя и долго старался что-нибудь понять, ничего не понял и пришел к заключению, что, очевидно, уж очень умные люди жили раньше на свете, если они были способны не только читать, но даже и писать такие книги.

В общем же молодой ассистент был стопроцентный чудак, и, рассуждая логически, Ильин нашел это даже естественным, потому что действительно нужно было быть большим чудаком, чтобы добровольно закабалиться в такое несообразное место, как Ниамба.

* * *

Вечером после работы в лаборатории вдруг потянуло увидать мадам Ленуар. Капитана дома не оказалось, он уехал из Ниамбы по делам, и молодая женщина была одна.

Ильина она встретила упреками:

— Если в таком ужасном и отвратительном месте люди будут прятаться каждый в своем углу, жить здесь будет невозможно! Ведь тут так скучно и тоскливо! Каждому вновь прибывающему мы бесконечно рады…

И неужели он не понимает, что ей кроме того интересно поговорить с человеком, который жил в этой чудовищной стране — России — и только что оттуда приехал?

Ильин свалил всю вину на Кроза, который засыпал его накопившейся работой, и в противоположность предыдущей встрече разговор сразу завязался свободно и просто. Ильин умел недурно рассказывать, и через несколько минут он завладел вниманием собеседницы. Правда, и сами-то рассказы Ильина оказались уж очень не похожими на слышанное ею о России от Ахматова.

Ильин родился и почти всю жизнь провел в Москве и был влюблен в громадный, бурно развивающийся город, где с таким изумительным своеобразием расцветающая молодость только что построенных гигантских домов и заводов переплеталась с древней красотой стройных стен и башен Кремля, высоко повисших над Москва-рекой.

Он говорил с возрастающим увлечением о беспримерном развитии рабочего спорта, о тысячах обнаженных с великолепно тренированными мускулами коричневых телах на Ходынском поле или в воде Москва-реки, и — сможет ли она представить себе! — о сапожниках, фехтующих на шпагах, или о слесаре с завода «Динамо», который в состязании на эспадронах побил капитана Круазье, первого бойца и мастера в этом роде оружия во всей Европе…

Да, этого молодая женщина при всем ее желании представить себе никак не могла. Когда выяснилось, что в СССР люди друг друга не едят, живут кипучей и многообразной жизнью, занимаются спортом и искусством и широко развернули научную работу, она очень наивно стала расспрашивать, зачем же в таком случае нужно непременно готовиться к войне с Советским Союзом.

От этой темы Ильин на всякий случай уклонился, и разговор перешел на родину мадам Ленуар — Приморские Пиренеи. Ярких и красивых воспоминаний здесь оказалось не меньше чем у него, и когда Ильин, дав обещание бывать ежедневно, возвращался домой, он со странным волнением думал, что мадам Ленуар простая и милая женщина и что за этот вечер они почти подружились.

XIV. Рабочий вопрос решается просто

Вечером на следующий день Кроз анатомировал павшего гибрида шимпанзе, после чего до глубокой ночи все сидели над препарированием извлеченных из трупа желез.