Всемирный следопыт, 1929 № 01

Посмотрел Петр Иваныч на борьбу бийской и катунской воды, на далекие синие силуэты передовых гор на горизонте; выслушал громогласные пояснения случившегося на пароходе алтаеведа.

Узнал, что подлинные алтайские названия Бии и Катуни — «Бий» и «Катын», (по-русски — «Начальник» и «Хозяйка») и что, стало быть, алтайцы представляют себе их слияние в образе супружества.

А затем пришлось складывать и увязывать вещи: через час пароход причалил к Бийску — конечному пункту пароходного движения. От Бийска до Манжерока сто десять километров колесной дороги. Ямщика Петр Иваныч нашел недорогого, дорога гладкая, пыль ветерком в сторону относит, — не езда, а удовольствие!

В самом Бийске Петр Иваныч переплыл на перевозе Бию; через пятнадцать километров увидел Катунь; еще через двадцать — и через Катунь переправился у первых нависших над перевозом скал. За Катунью дорога лугами и пашнями через большие богатые села. Ближе и ближе придвигаются к Катуни сопки, выше и круче встают они. За длиннейшим селом Ай, вытянувшимся между сопками и Катунью, совсем сузилась Катунская долина, лесом поросла. Немного выше Ая перевоз перекинул Петра Иваныча обратно через Катунь, на землю автономной Ойротии.

Еще двадцать километров красивой горной долиной, с шумной Катунью посередине, с цветистыми лугами и веселыми березняками, с откосами и скалистыми обрывами гор, и вот — тенистый сосновый бор и посреди него Манжерок.

II. Беседы с дедом Егором.

Не высоки у Манжерока горы — не выходят из пределов леса. Как почти везде на Алтае, их северные, теневые склоны поросли лесом и гигантскими, метра в два-три вышиной, травами, а южные, солнечные склоны почти безлесны. Широко расступились горы вокруг Манжерока, дали место и бору, и селу, и вечно шумливой Катуни. На все вкусы: есть простор, есть тень лесная, есть скалы с головоломными по ним тропками. А уж земляники в бору— не переесть!

Снял Петр Иваныч горницу в крестьянской избе (других дачных помещений в Манжероке пока нет), договорился с хозяевами насчет еды, мигом отыскал в небольшом селе Агничку и пристроился к ее компании.

Собралось человек шесть. Гуляли по бору, усердно собирая и поедая землянику. Лазили на окрестные сопки. Однажды отважились штурмовать широкую неуклюжую Синюху, самую высокую возле Манжерока гору, при чем вымокли по пояс в гигантской сырой траве и вдоволь нагляделись на вековечные мшистые лиственницы и пихты, росшие по горным склонам. Ходили за пять километров в небольшую Таллинскую пещеру, где девицы охали, пробираясь на-корточках по низкому проходу, и визжали, цепляясь за наклонное сучковатое бревно, заменяющее перила при крутом подъеме по гладкому камню.

Однако больше всего просиживали у нижнего конца села над порогом Катуни. Пройдя широким руслом мимо села, Катунь резко поворачивает влево и, перегороженная и стиснутая скалами, с глухим, но мощным ревом несколькими бешеными потоками пробивает себе дорогу к следующему спокойному плесу. Манжерокский порог — самый красивый и один из самых опасных в нижнем течении Катуни.

Все было интересно, весело, необычно, иногда трудновато, иногда чуть-чуть жутковато, но спасать кого бы то ни было не представлялось ни малейшей надобности. И с Агничкой дело шло ничуть не лучше, чем в Новосибирске. Скорее наоборот: обилие впечатлений заставляло ее почти совсем упускать из виду Петра Иваныча.

Недели через полторы Петр Иваныч с горя стал даже избегать Агничкину компанию и полюбил уединение, которое охотно разделял с ним старик — отец его домохозяина. Вдвоем они то часами резались в дурачки, то вели бесконечные беседы на немудрые темы крестьянской жизни. И каждый раз, как пробегали по улице вереницы оседланных лошадей без всадников, старик неизменно оживлялся и торопил:

— Ого, паря, опять коней прогнали! Айда скорее на порог, поглядим, как плот пройдет!

Дело в том, что манжерокские крестьяне занимаются сплавом леса по Катуни через пороги. Вверх, к месту заготовок леса — километров за сорок-пятьдесят уезжают верхом; обратно лошадей гонит один человек, а остальные идут на плоту. Рысью бегущие лошади всего на какие нибудь полчаса опережают плот.

Петр Иваныч с дедушкой Егором, завидя лошадей, устремлялись к нижнему концу села, на Шиш — каменный мысок, вдающийся в самый порог. Под Шишом вода вспенивается высоким грозным буруном. Ревут и пенятся, разбиваясь о камни, срываясь с них и сталкиваясь, бешеные белогривые струи Катуни.

Плот огибал верхний, протянувшийся поперек течения камень порога, стремительно пролетал под узкой гладкой струей между двумя следующими камнями и через мгновение, наполовину зарываясь в бурунах, несся уже мимо нижних камней порога в сравнительной безопасности по более широкому фарватеру.