Всемирный следопыт, 1929 № 03

Илько поразил его своими способностями. В течение недели он научился приготовлять препараты и устанавливать стекло. Но это еще более укрепило его странную привязанность к инструменту. За уроком он попрежнему сидел осиротело, рассеянный, отсутствующий…

V. На борьбу с «черной болью»!

Прошла зима. Ильку, как жившего на крайнем севере, отпустили домой с первым пароходом. Далекий, нескончаемый путь. Холодная мутно лиловая река, стиснутая горами, в вечном беге устремилась к морю, к нетающим льдам. Кремневые кроваво фиалковые берега, суровые и величественные, иногда сходились так близко, словно пытались остановить бег реки, заткнув ей горло. В этих местах вода гневно ревела, будя мертвую тайгу, брызгаясь желтой пеной, и бесновалась, как дикий жеребец, которому вставили удила.

Попадая в такой зажим, пароход беззащитно отдавался воле бешеной стремнины и летел вперед с легкостью спичечной коробки. Люди выходили на палубу, молча тревожно глядели на реку.

Илько одиноко сидел на носу, бережно прижимая к груди предмет, завернутый в олений сакуй.

Глаза баранчука, узкие, как ребро склянки, казалось, брызгались беспредельной радостью.

Когда пароход бешено устремлялся вперед, Илько, любовно поглаживая узел, мурлыкал песню:

Вот бежит пароход-машина.

Ой, бежит!

Скорей маленько беги!

Вот приеду… Вот Захарка-отец придет…

Ой, придут много-много тунгусов.

Вот большой глаз

Убьет черную боль.

Не будут помирать…

Захарка не будет помирать.

Пал Ваныч, Лиза не будет помирать.

Чочча не будет помирать.

Ой, беги маленько скорей,

Беги, пароход-машина!..

Когда пароход проходил стремнину и замедлял бег, Илько умолкал, тоскливо устремляя взгляд вперед, туда, где горы, ощетинившись хвоей, прятали реку.

Приближалась крупная пристань. Пароход загудел радостно, словно, истомленный в пути, он почуял отдых. Замедлив ход, пароход будоражил красными колесами воду, белый и стройный, словно лебедь. Слегка накренясь, он толкнулся о дебаркадер и остановился. Бросили сходни. Люди заторопились на берег.

Илько попрежнему сидел на носу, поглощенный своими думами. Он только на миг взглянул на поднявшуюся сутолоку и снова утонул в сладких гречах.

Он не заметил, как подошли к нему двое в фуражках с красным околышем. Один из них молча нагнулся, ощупал связанный сакуй, кивнул другому и сказал, обращаясь к тунгусу:

_{К Илько подошли двое в фуражках с красным околышем..}

— Пойдем, парень..

— Куда, бойе? — спросил изумленный Илько.

VI. Показательный суд и его результаты.

Микроскопа хватились на следующий день после отъезда Ильки.

— Он, конечно, он сдул! — безоговорочно заявил Васильев и, передразнивая Ильку, произнес гнусаво и победно:

— «Тунгус помирать не будет! Большой глаз убьет черную боль»!.. Вот вам: воровства нет у тунгусов!

Пропажа микроскопа более всего встревожила заведующего техникумом. Узнав о краже, он молча сел за стол, написал что-то и позвал курьера:

— Даша, отнеси поскорее на телеграф..

Васильев пытался заступиться за Ильку.

— Гавриил Борисович, — убеждал он заведующего техникумом, — не пропадет ваш микроскоп. Осенью Илько приедет и непременно привезет его. Почему вы хотите его вернуть?

— Не вы, а я отвечаю за казенное имущество! — сухо отрезал заведующий.

Васильев решил солгать и сказал, что он сам позволил Ильке взять микроскоп. Но было уже поздно. Ильку вернули в город и назначили над ним показательный товарищеский суд.

Когда Ильку привели в техникум, он тер на щеках сухую кожу и испуганно таращил глаза, словно, приехав из тайги, впервые встретил неизвестных ему, чужих людей.

Увидев Васильева, он немного осмелел, подошел к нему и спросил:

— Бойе, меня судить будут немножко?

— Илько, ты не бойся, суд ведь такой… показательный. Не посадят тебя в тюрьму, — ободрил его Васильев.

— Тюрьма, бойе?!. Те-есно! Страшно, бойе! — тихо сказал Илько, вспоминая, как в Туруханске сажали в баню осужденного тунгуса. — Страшно, бойе… Не надо судить маленько!

— Да нет же, Илько, мы ведь только разъясним всем вам, как надо относиться к казенному имуществу, вот и все… Понял?

Но Илько — опять за свое:

— Бойе, не надо судить!..

Когда начался суд, Илько умолк, словно язык проглотил, и казался совсем равнодушным. Он попрежнему тер кулаком кожу на лице, словно она у него горела.

На суде Ильку поддержали все, особенно Васильев.

— Вы, Гавриил Борисович, не учли, что может повлечь за собой ваша суровость! — упрекал Васильев заведующего техникумом. — Почему это, скажите, все наши туземцы забились в угол и словно воды в рот набрали?