Всемирный следопыт, 1929 № 04

Я достал карандаш и принялся сочинять надгробную надпись. У меня получилось что-то очень длинное и торжественное — точь-в-точь как пишут на могильных памятниках. Я прочел свое сочинение вслух. Семен Семеныч тихо покачал головой:

— Нет, Владим Сергев, нехорошо: тут нет души… мало чувства. Дайте-ка я попробую.

Он взял у меня карандаш и, сопя носом, долго что-то писал и перечеркивал. Наконец он прочел следующее:

Чернопегая в румянах

На Щадиловом пруду

Задушила официально

Матерущую лису.

От усердия скончалась

После лисьего конца.

Погребенье состоялось

Тут же третьего числа

1926 года, ноября месяца.

Покойся, храбрая сука,

Под тенью камышей!

Другим будет наука,

Как ты гнала лисей.

Гнала она парато,

Но была малость горбата,

Голос у нее был итальянский,

А померла она на Казанскую

(по старому стилю).

С почтением С. Боченкин и В. Хвощ.

Это стихотворение, написанное от полноты чувств рукой моего друга, и по сие время красуется над скромной могилкой незабвенной чернопегой Амдяшки. Все наши охотники знают его наизусть.

• • •

ЧЕРЕПАШЬИ ИСТОРИИ

Охота на черепах на Амазонке

Рассказ З. Заневицкого

Уже четыре дня, как нам не попадалось ни одного жилья по берегам Амазонки. Последнюю горсть муки маниоки мы съели накануне. За отсутствием табака курили сухую траву, завернутую в листья маиса. Солнце палило немилосердно— ведь мы находились на самом экваторе.

Ежедневно около полудня разражался тропический ливень; потом сразу прекращался, и весь лес клубился паром под знойным дыханием солнца. Природа устроила тут грандиознейшую в мире «римскую баню».

Ветра почти не чувствовалось, парус нашей лодки беспомощно свисал. Приходилось на веслах преодолевать быстрое течение. Пять недель шли мы на парусной лодке, но проделали лишь расстояние, которое пароход проходит в два-три дня. Единственный мой спутник Элек потерял охоту к борьбе с рекой и уговаривал меня вернуться. Я отлично сознавал весь трагизм нашего положения, однако старался заглушить в себе голод и усталость; пробовал быть веселым и отгонял назойливо возвращавшуюся мысль о бегстве вниз по течению…

Внезапно на берегу одного из многочисленных островков зазолотилась сквозь зеленую стену деревьев крыша индейской хижины. Мы спасены! Я, не задумываясь, направил лодку к берегу. Причалил.

Мои капитанские обязанности были выполнены. Я привел лодку к жилью. Начальство над нашей экспедицией принял Элек. Ему не раз удавалось выводить нас из самых критических положений, благодаря своей дальновидности и находчивости.

Хозяин хижины, высокий худой индеец, поджидал нас на берегу и, казалось, побаивался незнакомых «авантурейрос». Похоже было, что он не захочет пустить нас в хижину. В руке он держал дротик — грозное оружие с отравленным острием.

Элек небрежно поднялся с сиденья и представил нас как двух «медикос американос» (американских докторов). Индейцы и не подозревают, что живут в Америке, и представляют себе Америку очень далекой страной.

— У нас имеются лекарства против всевозможных болезней. Заговариваем зубы. Меняем испорченную кровь. Заклеиваем раны, — ораторствовал Элек.

Мы отлично знали, что окультуренные индейцы Амазонки уже рождаются больными, и что их жизнь — непрерывная борьба на два фронта: с природой и с болезнями. Поэтому мы были уверены, что найдем в хижине больных туземцев. Мы не ошиблись в расчетах. Хозяин хижины, несколько успокоившись, разрешил нам выйти на берег, не выказывая, однако, особого радушия.

Мы направились к хижине. Крыша из пальмовых листьев свисала чуть не до земли. Ее поддерживали четыре столба, служивших одновременно для подвешивания гамаков, плетенных из волокон пальмы карнаубы. Стен совсем не было. Вот и все индейское жилье.

_{Мы направились к хижине…}

Мы подарили хозяину пряжку для пояса, жене его — красный платок, после чего они сразу прониклись к нам большим доверием.

В гамаке, под грязным «москитейро» лежала старая бабка; голые ребятишки разлеглись по углам. Это не веселые городские дети, а малолетние дряхлые старички. Ночь они проводят, воюя с москитами, день — голодая и жарясь на солнце. Ужасные гноящиеся раны на ногах и непрестанно трясущая их лихорадка изводят малышей.

Двенадцатилетняя Осмарина, завидев гостей, убежала в лес и вернулась лишь немного спустя, прикрывая наготу тряпкой. Это значит, что в ее детскую душу просочилось уже несколько капель цивилизации. Я подарил ей жестяную ложку, она запрыгала от радости и захлопала в ладоши.